Диверсант. Назад в СССР - Андрей Гросс

Я взял свои накладные и пошёл к машине. Конечно, я был шокирован таким известием. Скорее всего, Маринку тоже кто-то устранил как и тех чю гибель списали на суицид. Она много знает, тем более работает она уже давно. Никогда не поверю, что она могла покончить собой, потому что эта деваха умела и хотела жить. Была сильной и жизнерадостной и здоровой женщиной с очень крепкой психикой. Поэтому я был уверен, что её тоже устранили как ненужного свидетеля. И опять убили её таким способом, который очень легко списать на самоубийство. Получите, товарищи менты, и распишитесь. Вот вам суицид на блюдечке. Осталось только дело списать в архив.

Я стоял возле машины и пытался осознать, что произошло, но мои мысли были как в тумане. В будущем я большую часть своей сознательной жизни провел на войне, руководил людьми, вел их в бой, и был в принципе готовым к любому развитию событий, но тут, в прошлом, вокруг меня мирная жизнь, и я, видимо, порядком расслабился, раз смерть Маринки выбила меня из колеи. Несмотря на то, что мы с ней были любовниками, я не был влюблен в неё и даже, наверное, честно говоря, не был привязан к ней. А совсем недавно она меня ещё и подставила, но, несмотря на всё это, на душе у меня сейчас «кошки скребли», меня немало расстроило известие о её смерти.

Пока я стоял и думал, ко мне подошла другая экспедиторша, пожилая женщина, и начала контролировать погрузку мяса. После того как мы полностью загрузили машину, мы выехали за пределы территории мясокомбината. Весь день я развозил мясо по магазинам города. А ночью, как и водится, поехал с новой женщиной-экспедитором развозить нелегальную продукцию по точкам её реализации. На следующий день у меня был выходной, так как мы вернулись очень поздно. Хотя следующая встреча с подполковником была запланирована через неделю, я по телефону сообщил ему, что нам нужно срочно встретиться. Подполковник приехал ко мне на квартиру через несколько часов.

— Что случилось, Серёжа? — спросил он, только переступив порог и закрыв за собой дверь. — Ты никогда не вызывал меня сам.

— Маринка, моя экспедиторша, повесилась или, скорее всего, её повесили! — сразу сказал ему я — Не верю я, что она собой покончила, здоровая девка, она была очень жизнерадостная, опять же детей двое. Деньги у неё были, мужиками она крутила как хотела, чего ей вешаться-то?

— Наверное, те, кто организовал её убийство, боялись, что она расскажет об их делишках. Деньги там они зарабатывают огромные, поэтому им есть что терять. Ты когда с ней работал, не слышал, может, она соскочить хотела. Увольняться или переезжать она не собиралась? Не говорила она тебе ничего такого?

— Вероятно, она всё-таки решилась уволиться и к мужу на север уехать. Я помню, что она рассказывала, что муж её на север к себе зовет, и работу там ей нашел и жилье для всей семьи им дают. Возможно, она даже написала заявление об увольнении или хотя бы интересовалась в кадрах, как надо увольняться.

— Ну, тогда очень может быть, Серёжа, очень может быть! — сказал полковник Зверев грустно. — А у меня новости, для тебя тоже очень печальные — меня отстранили от этого дела! И вообще мне повсюду препятствия ставят, видимо, я уж очень сильно кому-то мешаю. Не я один, конечно, таких, как я, еще несколько человек в нашем управлении, мы так поняли, что «москвичи» от всей нашей старой гвардии хотят избавиться. Всех неугодных заставляют рапорта на пенсию писать или переводят в какую-нибудь дыру. Некоторые уже решили, что проще будет уйти на пенсию. Но я так этого не оставлю, до самого министра дойду!

— То есть как это отстранили? И что теперь?

— Мои информаторы ещё по старой привычке звонят мне. Но, скорее всего, все материалы у меня, не сегодня так завтра, заберут. И с тобой уже будет работать другой человек.

— Не очень-то хотелось бы, мягко говоря, — сказал я. То, что меня будет курировать как агента кто-то другой, меня совсем не устраивало. — Точнее, я вообще не хочу с кем-то еще, кроме вас, работать!

— Я тебя понимаю. Чего мы с тобой боялись, то, считай, свершилось. Ну, я этого так не оставлю, у меня ещё остались знакомые в Москве. Я к друзьям в больших погонах по такому поводу никогда не обращался, а теперь придётся, другого выбора у меня нет.

— А вы можете позвонить в морг и узнать, была ли смерть Маринки самоубийством? Или есть какие-нибудь следы борьбы на теле?

— Я попробую связаться с моргом, Серёжа! Хотя, кажется, здесь и узнавать нечего, всё ясно как день. В сфере торговли мясом в нашем городе в последнее время слишком много самоубийств. Очевидно, что они убирают опасных свидетелей, а их кто-то покрывает в милиции на высоком уровне. Таких странных самоубийств за последние два года на вашем мясокомбинате и на некоторых рынках уже перевалило за два десятка, судя по почерку, исполнитель профессионал, и мне почему-то кажется, что эти убийства, которые маскируются под несчастный случай или суицид, совершает всего лишь один человек.Уж больно почерк схожий.

Полковник замолчал достал из пачки сигарету и закурил сделав две затяжки он поднял голову и посмотрел на меня.

— Прости меня, Серёжа, — сказал полковник Зверев, потушив недокуренную сигарету в пепельнице.

— За что простить? — не понял я.

— Ну как за что? За то, что втянул тебя во все это! Наобещал тебе, что тебя реабилитируют, орденов на грудь повесят, а теперь получается? Тебя, получается, я подставляю под раздачу, а сам в кусты!

— Да ладно вам, Вячеслав Геннадьевич! Как ни крути, вы все равно мне после тюрьмы помогли социализироваться. На работу устроили, жильём обеспечили. Денег я опять же заработал. У меня же ни семьи, ни кола, ни двора! Я свободный, как ветер в поле. Завтра могу сесть на поезд и уехать, куда глаза глядят. Наверное, уеду куда-нибудь в Сибирь или на Дальний Восток, хрен они меня там найдут. Подумаешь, мафиози какие-то местного разлива! Мало ли у меня врагов было, и когда я опером был, и когда в тюрьме сидел, многие меня хотели на тот свет отправить. Одними врагом больше, одними меньше, мне не привыкать, так что не расстраивайся, Геннадьевич.