Шарлатан 4 - Квинтус Номен
А еще в январе заработал потихоньку гитарный завод. Очень потихоньку: ребята-радиоинженеры сумели разработать очень неплохие усилители, но изготовили они их в классическом стиле «русского милитаризма», а для внедрения такой техники в современное искусство требовалось что-то более симпатичное. И парни (причем по собственной инициативе, я в этом участия не принимал) пригласили какого-то «прикладного художника» из Строгановки (б. Строгановского училища, как оно называлось официально), с которым я с большим удовольствием обсудил, как лучше радиоаппаратуру современную делать с точки зрения дизайна. Тараканов в голове у него все же было много, сейчас почему-то было принято все делать «деревянное и лакированное, с золотым шитьем», но чем с молодыми общаться лучше, так это тем, что они «новые веяния» проще воспринимают. И мы к каким-то приемлемым вариантам все же пришли — особенно после того, как я ему показал кучу фотографий американских вычислительных машин. По мне, так нынешние советские даже покруче выглядели, но их-то ему показывать было нельзя!
«Большие» показывать было нельзя, а «маленькие» все же и с моей точки зрения выглядели довольно уныло. Однако, если с гитарными усилителями парень справится, его и к дизайну этих машин привлечь будет крайне полезно. Он ведь почти сразу заметил, что клавиатуры нынешних терминалов не слишком удобные. Я-то привык, мне форма клавиатуры была в принципе безразлична, а он заметил — и сказал, что «скорее всего женщины будут при работе на них сильно уставать», и даже объяснил, почему. Ну, пока это дело не самое срочное, но в любом случае замечание учесть надо.
Когда-нибудь потом, в ближайшем будущем. А в суровом настоящем мне, как выяснилось, нужно что-то совсем другое учитывать. Например то, что на меня от деятелей разнообразных искусств в «верха» пойдут жалобы потоком. Я же вроде непосредственно на гланды никому пока не наступал, но вдруг выяснилось, что довольно сильно упал спрос на «современную художественную литературу»: книжки, хотя и довольно недорогими были, все же каких-то денег стоили, а народ, особенно молодежь, теперь предпочитала их тратить на один забавный журнал. Который еще дешевле был, но выходил-то он сорок восемь раз в год!
А еще — и тоже «внезапно» — резко упала посещаемость концертов, особенно концертов классической музыки. Но не всех: когда с концертом куда угодно приезжала, скажем, Ира Малинина, залы буквально ломились — а вот другим исполнителям почему-то не везло. И мне Ира при очередной встрече, когда я сказал «а что ты хочешь: ты же солистка оперы!» с усмешкой сказала, что только в Горьковском театре таких именно солистов и солисток чуть больше пятидесяти человек служит, а уж по всей стране… И тетка оказалась довольно умной, сразу сказала, что «половину кассы собираю не я, а мой орден Шарлатана», ну и то, что пластинки с ее записями огромными тиражами выходили и народ просто мечтал вживую увидеть ту, кого они так часто слышали.
На самом деле успешные концерты уже много кто давал — из тех, кого в перевозе записали, и это, честно говоря, полностью соответствовало моему плану «поворота советской культуры на культурные рельсы». Но пока того, что уже было сделано, было мало — и мне для следующего этапа пришлось заняться тем, чем я заниматься вообще не хотел. Сам не хотел, но раз уж Лида сказала «надо»…
Я еще подумал, что когда… то есть если она станет моей женой, то ведь будет из меня веревки вить. Впрочем, я бы и не возражал — а пока нужно было быстро проделать то, что она так сильно хочет. И проделать очень быстро, так что я снова перестал высыпаться. И даже подумал, что хорошо, что она пока еще не стала моей женой…
Глава 13
Я был абсолютно уверен в том, что буржуи наверняка сперли в СССР «золотые желуди», на которых работали советские вычислительные машины, но так же абсолютно был уверен и в том, что у себя они ничего подобного делать не станут. По одной простой причине: буржуям никто не рассказал, что эти лампы получались «практически вечными» только в случае, если они работали на напряжении в шестьдесят процентов от номинала (накал катода на таких напряжениях работал), а в этом случае и коэффициент усиления лампы оказывался в пределах пяти, даже меньше — но для «логики» и этого хватало. Правда, при этом длина линий в логических схемах не должна была превышать сантиметров семидесяти максимум, и даже эти семьдесят сантиметров требовали изрядных ухищрений: например, судя по тому, что удалось выяснить людям из ведомства Павла Анатольевича, буржуи так и не поняли, зачем в выходном каскаде каждой логической платы усилители сигнала состояли из четырех работающих «в параллель» ламп — а они так ставились не для «повышения надежности схемы», как решили буржуи, а потому, что тока с одной лампы просто не хватало для передачи устойчивого сигнала в шину.
Поэтому и параметры буржуйских машин оставляли желать лучшего. Главным образом, параметры надежности: среднее время на отказ у американских ламповых машин составляло что-то около восьми часов. Собственно, это их подвигнуло на переход к полупроводниковой технике — но тут уже проблемы с рабочими частотами встали во весь рост. Они эти проблемы все же решали постепенно, и даже определенных успехов достигли. Но чем Буржуиния хорошо, так это тем, что там все решают деньги, так что за весьма скромные суммы Павел Анатольевич получал крайне нескромную информацию. И отправлял ее «куда надо», например, на завод полупроводниковых приборов в Шарье, где уже приступили в производству диодов по новейшей «диффузной» технологии. И не только диодов, но с диодами у них особенно хорошо получалось: сначала они начали выпуск однокристальных (кремниевых) диодных мостов для слаботочных выпрямителей, а как раз в самом конце пятьдесят седьмого научились делать простенькие логические схемы. Очень простенькие, сейчас у них на одном кристалле получалось изготовить прибор, в котором было не больше восьми транзисторов — но, с моей точки зрения, и это было уже грандиозным
