Диверсант. Назад в СССР - Андрей Гросс
Или, может, попробовать чем-то сторговаться с этим Петром Сергеевичем? Вот только чем? Что я ему могу предложить?
Дверь подвала открылась, и вошёл сам Петр Сергеевич с абсолютно невозмутимым лицом. Он принес с собой табурет, поставил его в паре метров от меня и присел на него.
— Ну что, Серёжа, поговорим? — сказал он обыденным, даже добродушным тоном, будто бы для него это обычная ситуация — разговаривать со связанным человеком, который лежит на полу в подвале. — Я читал твоё личное дело… Да-да, не удивляйся! — самодовольно засмеялся он, увидев удивление на моем лице. — Оказывается, ты серьёзный парень, опером был, да ещё и в тюрьме посидел за правое дело, между прочим!. Через многое прошёл в свои юные годы. Как ты думаешь, почему я тебя не убил сразу?
— Думаю, вам просто скучно! — с трудом сказал я, потому что диафрагма моря сильно болела от полученных ударов.
— В чем-то ты прав, конечно, парень, но главное — это то, что ты очень похож на меня в молодости. Ты не поверишь, но в свое время я тоже оказался в такой же ситуации, как ты сейчас. Хочешь, я тебе расскажу то, чего никто не знает? Тогда ты меня поймешь! Мне как раз очень нужны такие парни, как ты, поэтому я с тобой буду предельно откровенен!
— У вас же вроде полно людей. Вон каких вы амбалов себе набрали! — сказал я, с трудом сев на полу на против него.
— Вот именно, Серёга,…я уж буду называть тебя Сергеем, как привык, — сказал он почти ласково. — Ребята, которые меня охраняют, здоровые и спортивные, но, чего греха таить, они все безмозглые. Большинство из них даже не служили в армии, а отмазались через психушку, у них, у молодых, так модно сейчас стало. А я уважаю тех, кто честно служил в армии… Потому что сам служил, с сорок второго по сорок седьмой год…— Перт Сергеевич грустно усмехнулся. — Столько лет прошло, но мне порой кажется, что это было будто бы вчера. Я тогда молодым пацаном в девятнадцать лет на войну пошел, и через несколько месяцев попал в окружение, а потом и в плен. Командиры нас бросили и сбежали. Под Ростовом это было, сам видел, как наши офицеры сожгли свои документы и переоделись в рядовых солдат, а потом просто ушли, оставив всех своих солдат на произвол судьбы.
Немцы взяли меня в плен и предложили работать на них. Я согласился — а что было делать? Я же молодой был, жить хотел, а главное, я видел, как отцы-командиры нас предали. Меня отправили учиться в немецкую разведшколу на несколько месяцев, а потом меня внедрили в партизанский отряд. Когда советские войска наступали, меня опять забрали в пехоту. Я воевал всю войну и получал медали от советской власти и всё это время работал на немцев. Видишь, как бывает! — развел он руками. Я сидел на полу с завязанными за спиной руками и слушал «жалостливую» историю его жизни.
— После войны я долго надеялся, что всё уляжется и забудется, — продолжил он, немного помолчав. — Но в конце шестидесятых годов ко мне пришли люди и предложили работать на них, сказали, если я откажусь, то они раскроют меня как немецкого шпиона. А это позор и высшая мера наказания, то есть расстрел. Мне пришлось работать на них. Я тогда работал тренером по борьбе в спортшколе, прививал детишкам любовь к спорту, а в свободное от работы время я выполнял их поручения. Долгое время я думал, что работаю на американцев, но потом оказалось, что я выполняю задания каких-то людей нашего КГБ. Как я со временем понял, им нужен был тот, кто умеет убирать свидетелей тихо и без лишнего шума, так, чтобы это выглядело как самоубийство или несчастный случай, и при этом сам человек не относится к их конторе.
— К чему эти откровения? Зачем вы мне это рассказываете? — я внимательно смотрел на него и не мог понять, к чему он клонит.
— Потому что я хочу, чтобы ты стал мне помогать в моем нелегком деле, работы у меня в последнее время прибавилось. Соглашайся, Сережа! Ты еще совсем молодой поэтому перспективы у тебя такие, которые тебе и не снились!
— Ну я так понимаю, что я буду далеко не первым, кто вам помогает в вашем нелегком деле… На мясокомбинате, да и вообще в Воронеже в последнее время много подозрительных самоубийств. Значит, у вас уже есть ученики.
— Ай, молодец! — ухмыльнулся Пётр Сергеевич. — Ты настоящий опер, даже в ситуации смертельной опасности пытаешься меня раскрутить на информацию. — Да я их всех убирал! Я один это сделал! Виртуозно, правда! Комар носа не подточит! Хотя, конечно, в милиции есть люди, которые подозревают что-то неладное, например такие, как твой куратор, подполковник Зверев. Поэтому мне и дали приказ его устранить. Его устранить!
— Сомнительно что-то! — сказал я, глядя ему в глаза. — Расстояние от Уфы до Волгограда больше тысячи километров! Как вы успевали устранять людей в Волгограде, если живете постоянно в Уфе?
— А в чем проблема, Сережа? Сел на поезд в Уфе, ночь проспал и вышел утром в Волгограде. Мне, честно говоря, даже нравится такая жизнь. В моем возрасте иначе скучно жить будет. Что мне ещё осталось? Да и терять-то мне давно нечего. В рай я всё равно не попаду.
— Так я не пойму, зачем вам самому-то всё это делать, неужели хотя бы парочки специалистов не можете найти?
— Где таких специалистов найдёшь? Меня к этому в школе вермахта готовили, а эти качки, которых мне пришлось набрать, только доски головой ломать умеют. Такие люди должны быть неприметными, а эти мордовороты сразу в глаза бросаются.
— Так всё-таки почему же вы, Петр Сергеевич, никого из своих бойцов этим секретным приёмщикам не научил-то? Они бы им в любом случае пригодились.
— Да потому что эти идиоты начнут другим показывать, будут перед такими же, как они, болванами выпендриваться и попадут в поле зрения КГБ. А мне нужен человек с головой на плечах. Такой, как ты, и как мне заставить быть преданным мне, я придумаю! Хотя чего тут думать!
