Царская дорога - Дмитрий Чайка
Впрочем, женщин из простонародья все это не касается. Крестьянки и рыбачки как ходили одетые в кусок ткани с дыркой для головы, так и продолжают ходить. Эта одежда неподвластна моде совершенно. Ее носят все — от Атлантики до Китая.
Кассандра, которая пришла не на светский раут и не на службу в храме, оделась сегодня соответственно, то есть весьма сдержано. Впрочем, платье из тончайшего льна было настолько дорогим, что ей и украшения никакие не понадобились. Так, если по мелочи. На ее шее висит не больше мины серебра, и на пальцах всего пять перстней. Я по достоинству оценил ее деловой настрой.
— Начну с севера, государь, — начала она, устраивая в кресле объемистый зад. — Из Тавриды и Трои новостей пока нет. Все, как рассказал по приезде Рапану. Царь Сосруко понемногу там обживается, женит сыновей на дочерях местных владык и режет под корень упрямые роды. Он движется по берегу моря от восточного края полуострова к западному. В степь пока не лезет, силенок не хватает. Олова из Колхиды идет мало. Договориться с царями народа гамир ему тоже не удалось. Точнее, договориться можно, но только толку от этого немного. Степь постоянно в движении, она напоминает кипящий котел. Племена приходят из ниоткуда и уходят непонятно куда. Раньше в степи было много меди, теперь ее почти не стало. Почему, неизвестно.
Да, — вспомнил я. — Каргалинский центр по добыче меди, Оренбургская область. Процветал в Бронзовом веке, но теперь не функционирует. Он давно разгромлен непонятно кем, непонятно когда и непонятно зачем. Кто же там настолько одаренный? Это ведь все равно, что суп сварить из курицы, несущей золотые яйца.
— Из беотийских Фив вести пришли, — продолжила она. — Власть царя Лаодаманта все слабее становится. Чернь и простые воины завидуют афинянам, тоже свою землю хотят. Те богатеют на глазах, а беотийцев называют нищей деревенщиной, олухами и царскими рабами. Думаю, при малейшей ошибке фиванцы своего царя прогонят. Беотия сможет прокормить тысяч десять-двенадцать крестьянских хозяйств, но то же самое нужно будет проделать и в других четырех царствах. В Орхомене уж точно. Сами Фивы — это всего от трех до четырех тысяч наделов.
— Мало, — поморщился я. — Когда с севера попрут иллирийцы, их просто сметут. Шатайте Коронеи, Орхомен, Арну и Платеи!
— В Микенах и Аргосе, — продолжила Кассандра, — совсем ничего не происходит. Ты удвоил их владения, и теперь цари пируют с новой знатью. В Спарте тоже все по-прежнему. Менелай и Хеленэ почти не разговаривают. Сын Феано Мегапенф отцом принят, а царевне Гермионе ищут жениха. Мать она ненавидит по-прежнему. Сначала ее хотели за Ореста выдать, но после нападения на Пелопоннес все понимают, что ему конец. Сразу же, как только он из своей дыры выползет. В Дельфах нам пока его не достать, государь. Уж больно захолустное место. Там каждый новый человек как на ладони. Если войско туда отправить, он тут же сбежит. А еще одного аэда я посылать не хочу. Люди все сразу поймут, и тогда наших певцов просто резать начнут. Не стоит оно того, потом этого дурака убьем. Он все равно в списке на ликвидацию под номером первым теперь стоит, с тех самых пор, как Безымянный в Ашшуре сотника-дезертира убил.
— Нельзя так, — поморщился я. — Если слабину дадим, нас уважать перестанут. Объяви награду за голову Ореста в полталанта серебра. Пусть его собственная родня прикончит. А если и не прикончит, то за ним вольные ватаги пойдут. Пусть во всех портах мой указ зачитают.
— Хорошо, — кивнула Кассандра, — все исполню. Мессения! Царевич Муваса всех мятежных басилеев переловил, и кожу с них прилюдно содрал. Теперь в царском теменосе тишина и покой, а он скучает в Пилосе и развлекается с новыми рабынями. Он их много привел, когда Элиду замирял.
— Скучает, говоришь… — задумался я. — Воин не должен скучать, иначе он начинает терять боеспособность и морально разлагаться. А чем у нас твоя сестра Поликсена занимается? Она же вдова Калхаса, а он почти полубог. Не к лицу такой особе с тремя сотниками по очереди спать. Напиши Мувасе, что мы жалуем его женщиной из царского дома. За заслуги, так сказать… Или в наказание, скорее… Чтобы не расслаблялся. Если даже он эту вздорную стерву не успокоит, тогда я вообще не знаю, кто ее успокоит. Пусть жрицей служит при храме Калхаса.
— Она от злости с ума сойдет, — прыснула в кулак Кассандра, которая скандалистку-сестру на дух не переносила. — Сегодня же в Пилос напишу!
— Продолжай, — кивнул я.
— Крит, — закатила она глаза. — Ничего интересного. Идоменей и Кимон ссорятся из-за того, в чьих портах будут купцы останавливаться, но до войны дело не дошло. Крит велик, и Кимон решил порт на день пути от Кносса отнести. Теперь вот хотят детей поженить.
— Это хорошая новость, — кивнул я. — Дальше!
— Милаванда, — продолжила она. — Архонт понемногу наглеть начинает. Забыл, что он всего лишь сотник, которого по ранению отставили. Не по чину берет, землю гребет под себя.
— Подробности отдельно принесешь, — скрипнул я зубами. Вот ведь идиот! Я же его из грязи поднял.
— Угарит. Арамеи оживились, государь. Нужно их в чувство привести, иначе по весне ждать нам большой набег. У самых стен Каркара уже видели их разведку. Это не те, что в Эмаре окопались. Эти арамеи дикие, из пустошей. И они уже на верблюдов сели, государь. Нам их в пустыне нипочем не сыскать. Они там каждый куст знают.
— Покупайте царя какого-нибудь сильного племени, — подумал я. — Адини, Агуси или Бахиани. Пусть режет соседей. А когда слишком усилится, заплатим тем, кого он только что резал. Когда они разведут верблюдов, с ними никакого сладу не будет. А если дать им у берегов Евфрата осесть, то они еще и конницей обзаведутся. Наплачемся мы тогда с ними. Да! Верблюдов у арамеев выкупайте за любые деньги, угоняйте, травите! Что хотите делайте, но
