Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев
— Я ведь так думаю, — Дорохов раскраснелся, довольный, что его план похвалили. — Если там сам герцог со своей семьей живет, то там, наверное, кухарок, горничных и всяких служанок хоть пруд пруди. У нас же под рукой больше десятка молодых парней, орлов, которых хоть сейчас на парад. Вот пусть и поработают с бабами, вызнают то, что нам нужно.
Александр усмехнулся после этих слов. Идея, и впрямь, была неплохой. Какая девка устоит, когда ее начинает обхаживать статный парень с военной выправкой. Пройдется с ним пару раз окрестным улочкам, получит в подарок простенькое колечко с мелким камешком, и сам все, что знает и не знает, расскажет.
— Так и сделаем. Миша, сам с ними переговори сегодня. Сделай внушение, чтобы одежду в порядок привели, помылись в конце концов. Деньги на все расходы я дам. Как говорится, приходи дам нужно оплачивать.
Дорохов понимающе ухмыльнулся. На баб, и правда, столько денег нужно, что можно без штанов остаться.
— Еще пару человек пошли на местный рынок. Пусть там потолкаются, поговорят, что-нибудь купят, а самое глав внимательно слушают все замковое сплетни,– Пушкину эта идея только что в голову пришла и сразу же понравилась. Нередко через сплетни можно узнать такие вещи, которые не каждый разведчик сможет добыть.–Ясно?
За разговором они и не заметили, как уговорили по две здоровенные кружки с пивом, опустошили большое блюдо с жареными карасями и съели по паре штук кровяных колбасок.
— А хорошо мы так поговорили, Миша, — рассмеялся Александр, показывая стол с многочисленными тарелками, плошками.–Все как-то само и разложилось по полочкам.
— Да-а, — негромко протянул его товарищ, потягивая оставшееся в кружке пиво. Допил, и поднялся. — Выйду я, пожалуй, освежиться. Зараза, крепкое у них пиво.
И чуть покачиваясь, пошел к двери. Похоже, его, и впрямь, развезло.
— Точно ядреное пиво. Помню в Чехословакию ездили, тоже пиво пробовал, — Александр улыбнулся, вспоминая давние времена. — Неплохое было, хотя и пожиже. Умеют же, черти заграничные, делать. Мы косорукие что ли? Делаем, делаем, а нормально не выходит…
Опьянение хорошо чувствовалось. От пива уже немного гудела голова, легкость в теле сменилась тяжестью. Состояние было ровно такое, когда все вокруг виделось в «розовом» или почти «розовом» свете. В голове, словно в улье, летали самые разные мысли, требуя к себе внимания. Как и всегда в такой кондиции, хотелось с кем-то поговорить «за жизнь». Пушкин тут же начал усиленно оглядываться, выбирая, с кем можно было бы завести разговор.
— … Камрады, я настаиваю, что рационализм и объективизм есть высшая степень развития человеческого сознания и человечества в целом!
Услышав, что-то очень знакомое из еще студенческого курса философии, Пушкин встрепенулся. И перестав буравить глазами какого-то розовощекого бургера с такой же пухленькой супругой за соседним столом, развернулся в другую сторону. Как он и думал, уже знакомая компания студентов попойку превратила в философский диспут. Александр сразу же себя вспомнил. Ведь, будучи студентами, они с друзьями точно также за бутылкой пива или портвейна начинали яростно спорить о каких-то высоких материях. До обсуждения девушек и их прелестей дело доходило чуть позже.
— … Что тут спорить⁈ История философии Гегеля — есть фундамент современной философии…
Так рьяно выступал перед товарищами тот самый смуглый студент, которого Александр приметил тогда, когда вошел в трактир. Вот сейчас ему и представилась прекрасная возможность получше рассмотреть этого неугомонного юношу.
— … Это нечто иное, как самое значительное, универсальное, возведенное в науку выражение немецкого политического и правового сознания! И любой, кто считает иначе, глубоко ошибается, камрады! Выпьем же за это! — и они дружно подняли бокалы с пивом, смотря на оратора восторженными глазами. — За Гегеля!
Молодой человек сейчас напоминал собой тех юных революционеров, борцов с самодержавием, которых так любили изображать в раннесоветских кинофильмах о Великой революции. Он был строен, черноволос. Глаза чуть навыкате, но смотрели вперед решительно, с вызовом. Высокий лоб, совсем неприкрытый волосами, выражал глубокий ум. С горбинкой нос открыто говорил о большой доли семитской крови, что текла в его жилах. Весьма интересный экземпляр, и тем удивительнее его встретить здесь, в трактире Шверина.
А поэта тем временем просто распирало от желания не просто поговорить, а именно поспорить. Студенческий багаж в виде сотен часов, проведенных за зубрежкой толстенных философских трактатов, буквально кричал о себе, буянил внутри. Словом, не выдержал он, за что впоследствии очень сильно раскаивался.
— Хлам, никчемушный хлам эта ваша философия Гегеля!– произнес Пушкин. Причем это прозвучало так четко и громко, что за тем столом мгновенно все затихло — стихло чавканье, бульканье, хруст, чей-то негромкий говорок. — Его время прошло, и скоро это станет понятно даже самому последнему школяру.
От стола, где сидели студенты послышалось дружное шарканье стульями — молодые гегельянцы шустро поворачивались в его сторону. При этом их недовольные лица совсем ничего хорошего не обещали, скорее очень и очень плохое.
Встретившись с ними взглядами, Александр запоздало подумал, а не переборщил ли он. Ведь, всем была известность невероятная драчливость и сумасбродность школяров и студентов. В городах, где были старейшие университеты Европы, во время попоек студенты могли запросто разнести трактир, а потом его еще и поджечь. Про драки, кровавый мордобой и говорить было нечего. Одним из развлечений было отловить студентов с другого факультета и хорошенько его отдубасить, а на отобранные деньги весело шикануть в ближайшем кабаке. Вот именно это все Пушкин и читал в злых взглядах, которые на него бросали.
— Мавр, ты слышал⁈ — полный парень с такой силой брякнул кружкой по столу, что разнес ее вдребезги. Причем смотрел при этом на того самого смуглого студента с всколоченной черной шевелюрой, явно, предводителя в их студенческой компании. Сразу же стало понятно, что столь необычное прозвище — Мавр — было связано с цветом его кожи. — Не проучить ли этого остолопа?
Смуглый поднял руку, останавливая чересчур активных и обидчивых товарищей. Встал в позу, воткнув руки в бока, и стал буравить удивленным взглядом Пушкина. Похоже, поверить не мог, что кто-то решил им слово поперек сказать.
— Чего смотрите? Я отвечаю за свои слова. Я докажу, что время Гегеля прошло и сейчас многие его посылы просто устарели и не значимы, –твердо проговорил Пушкин, взывая о помощи к своим студенческим и учительским знаниям. Сейчас они ой как пригодятся, иначе его запросто отдубасят. Револьвер за пазухой даже не поможет, вытащить просто не успеешь.
