Царёв Пророк - Денис Нивакшонов

— Я готов, государь. Война показала, что мы можем многое. Мир должен показать, что мы можем всё.

* * *

На следующий день Григорий посетил полигон за Яузой. Теперь здесь было тихо. Пушки вернулись в арсенал, но земля ещё хранила память о их громе. Он подошёл к тому месту, где стояла его первая батарея. Из-под снега торчали обгорелые пни мишеней.

Рядом с ним стоял молодой царевич Фёдор. Мальчик смотрел на полигон с восторгом.

— Брате Григорий, я видел, как вы уезжали. И видел, как вы вернулись. Теперь я хочу учиться не только цифрам, но и тому, как строить. Как делать людей сильными, а страну — процветающей.

Григорий положил руку на плечо мальчика.

— Это и есть главная наука, Фёдор. И мы с тобой займёмся ею. Построим такие города и такие заводы, о которых мир и не слышал. Проложим дороги, которые соединят самые дальние уголки страны. И откроем школы, где каждый сможет научиться менять мир к лучшему. Война — это лишь тяжёлая необходимость. А созидание — это великая цель.

Он поднял голову и посмотрел на ясное зимнее небо. Над Москвой парили птицы. Было тихо и мирно. Но в этой тишине он слышал гул будущего — гул строящихся городов, голоса учеников в новых школах, грохот машин на заводах. Он спас прошлое. Теперь предстояло построить будущее. И он знал, что справится.

Зима отступила, унося с собой последние следы войны. На месте полигона за Яузой теперь кипела иная работа. Сотни работных людей под руководством сапёров, ставших прорабами, рыли котлованы, закладывали фундаменты. Здесь, по чертежам Григория, начинал расти «Государев Инженерный Двор» — не крепость, а кузница новых умов.

Сам Григорий, в простом кафтане без чиновных знаков, стоял перед двумя десятками юношей. Это были не боярские дети, а сыновья мастеровых, подьячих, даже несколько одарённых посадских. Их отобрали по всей Москве за смекалку и тягу к знанию.

— Вы думаете, что пришли учиться строить мосты и крепости? — начал Григорий, обводя их своим пронзительным взглядом. — Нет. Вы пришли учиться строить будущее. — Он поднял с земли обычный речной камень. — Этот булыжник лежит на дороге, мешая движению. Глупый человек обойдёт его. Умный — уберёт. А инженер — спроектирует дорогу так, чтобы камни на ней не появлялись. Вот чему вы будете учиться. Предвидеть и предотвращать.

Он повёл их по стройплощадке, показывая не стены, а принципы.

— Видите эти траншеи? Они не просто ямы. Это основа дренажной системы, которая не даст будущим зданиям осесть. Видите эти деревянные лекала? С их помощью мы будем отливать стандартные кирпичи. Одинаковые! Чтобы строить быстрее и прочнее.

Юноши, смотревшие на него с благоговением, ловили каждое слово. Для них это был новый мир, где знание и логика значили больше, чем происхождение.

В это время к Григорию подошёл запыхавшийся гонец.

— Советник! Царь Борис Фёдорович требует вашего присутствия в Грановитой палате. Срочно!

* * *

В палате царило необычное оживление. Борис, сидя на троне, с трудом скрывал улыбку. Рядом стояли несколько заморских купцов в странных одеждах и двое их переводчиков. Аника, уже получивший повышение и ставший помощником Григория, шепнул ему на ухо:

— Голландцы. Купцы. Увидели наши новые дороги под Ярославлем. Просят разрешения построить в Москве канатные и суконные мануфактуры по их образцу, но с нашими… как ты говоришь, стандартами.

Один из купцов, низко поклонившись, заговорил через переводчика:

— Великий государь! Мы видели ваши новые дороги и артиллерию. Такое… такое инженерное искусство! Мы хотим сотрудничать. Мы дадим технологии, а вы — своих инженеров и вашу дисциплину.

Борис взглянул на Григория.

— Ну что, советник? Как думаешь, потянем? Или своих дел много?

Григорий изучающе посмотрел на голландцев. Он видел в них не угрозу, а возможность для рывка.

— Свои дела мы сделаем, государь. А их технологии… мы не просто перенимать будем. Мы их улучшим. — Он обратился к купцам: — Ваше предложение мы принимаем. Но с условием: наши ученики будут работать на ваших мануфактурах с первого дня. И всё, что они там узнают, станет достоянием России.

Купцы переглянулись и, после короткого совещания, кивнули. Сделка была заключена.

Вечером того же дня Григорий и Борис поднимались на колокольню Ивана Великого. С её высоты Москва была как на ладони. Виднелись и дымки над стройками, и маковки церквей, и бескрайние леса за посадом.

— Всего три года назад тут рухнуло бы всё, если бы не твоя воля и знание, — тихо сказал Борис. — А теперь… Теперь мы не просто отбились. Мы стали другими. Сильнее. Умнее.

— Мы только начали, государь, — ответил Григорий, глядя на раскинувшийся город. — Скоро здесь появятся не только мануфактуры. Появятся школы, где будут учить не по старым меркам, а по новым. Больницы с новыми методами лечения. Наука, государь. Сила, которая не в пушках, а в головах. И она сделает Россию такой державой, какой мир ещё не видел.

Внизу, у подножия колокольни, запели первые соловьи. Их трели звучали как обещание долгого, светлого будущего. Будущего, которое они строили здесь и сейчас. Без страха, без сомнений, с холодным расчётом и горячей верой в свой народ.

Эпилог

Урок истории, которой не было

1610 год. Москва

Светлый, просторный кабинет в новом здании Просветительского училища был залит утренним солнцем. Седой Григорий Тихонов, чьё лицо испещрили морщины, но взгляд оставался таким же острым и ясным, стоял у большого окна. За ним открывался вид на Москву, которую он не узнал бы всего пятнадцать лет назад. Не крики торгашей и ржание коней, а ровный гул станков с суконной мануфактуры, деловитый гомон студентов, спешащих на лекции, и чёткий шаг патруля в новой, практичной форме.

Он смотрел на этот город — спасённый, перестроенный, живой — и чувствовал не гордость, а глубокое, спокойное удовлетворение. Как архитектор, видящий воплощённый чертёж.

Дверь открылась без стука. В комнату вошел молодой человек лет двадцати с прямым взглядом и умными, спокойными глазами. Царь Фёдор Борисович Годунов. В его осанке была не надменность власти, а уверенность человека, знающего своё дело.

— Брате Григорий, ждём вас в зале. Первый выпуск инженеров-строителей готов принести присягу. Без вас — никак.

Григорий обернулся и улыбнулся. Между ними давно исчезли церемонии. Их связывало нечто большее — общее дело и взаимное уважение.

— Нашел время отвлечься от государственных дел? — по-дружески подтрунил он.

— Для этого дела время найдется всегда, —