Итальянец на службе у русского царя - Сергей Николаевич Спящий

— Юноша! — с сожалением оставив недоеденные лепёшки Фёдор Васильевич встал и вышел вперёд, желая говорить как бы от лица всех собравшихся по праву выбранного главы, так называемого «золотого мастера» ювелирного дела. — Всем известно, что свет нам дан от бога, дабы мы могли видеть его творения во всём их великолепии. Какую иную силу можно в нём обрести?

Нисколько не смутившись важного вида Фёдора Васильевича, царский мастер ответил: — Ту самую, что управляет линиями, по которым бежит свет. Великий царь Иоанн назвал сии правила «оптической наукой». Они основаны на трёх столпах.

Услышав упоминания царя, ювелиры начали перешёптываться. Всё, что связано с царём-отцом в народе уже давно приобрело оттенок божественного чуда. И можно было только гадать какую новую диковину подарит царь и его мастера. Поэтому стило Леонардо продолжить говорить как все шепотки тут же стихли, а умудрённые, состоятельные ювелиры принялись слушать его со всей внимательностью.

— Первый столп. Представьте, уважаемые, стрелу, пущенную точным лучником. Летит она прямо, пока не вонзится в цель. Так и свет. Каждая его частица словно малая стрела. Она летит от солнца, свечи или горящего угля прямо, пока не ударится в препятствие. Именно поэтому мы видим чёткие тени от предметов. Если бы свет умел огибать углы, тени бы были размытыми.

— Сие понятно, — согласился Фёдор Васильевич, — Но почему же тогда мы видим вокруг себя, а не только то, что прямо перед глазами?

— А это второй столп. Когда световая стрела ударяется в гладкую поверхность, подобную поверхности спокойной воды или отполированного серебра, она отскакивает от неё и делает это по строгому закону. Представь, уважаемый, что ты тычешь мечом в щит. Если тыкнуть прямо, меч отскочит прямо в тебя. Если наискосок — то и отскочит он вбок. Так и свет. Именно поэтому в зеркале мы видим не его поверхность, а то, что перед ним, но отражённое.

— Не слышал я чтобы меч отскакивал прямо в воина, — усмехнулся Фёдор Васильевич.

Царский мастер обернулся к своему товарищу, тот махнул слугам, и они внесли в зал маленький столик, застеленный чёрной тканью. На столе Леонардо установил друг против друга пару хорошо отполированных серебряных зеркала. Фёдор Васильевич привычно прикинул их цену — тонкая работа, сделанная по византийской технологии. Подобные зеркала, тем более парные, довольно дорогая вещичка.

Взяв горящую свечу, Леонардо поставил её между зеркалами создав бесконечный коридор из огней.

Кто-то из толпы собравшихся ювелиров не удержался и выкрикнул: — Детские фокусы!

— Это сила чистого отражения, — объяснил царский мастер: — Каждое зеркало отражает не только свечу, но и отражение в другом зеркале, и так до бесконечности. Доказательство того, что световые стрелы могут путешествовать между ними, не теряя силы. Главный закон второго столпа: угол падения стрелы света всегда равен углу её отражения.

Заинтересовавшийся уверенным видом молодого мастера и его простыми объяснениями, Фёдор Васильевич уточнил: — Значит в зеркале не призрак, а лишь игра этих… световых стрел?

— Истинно так, — подтвердил Леонардо. — Эта игра позволяет нам создавать ловушки для света. Но перейдём скорее к третьему, самому хитрому, столпу.

Что будет, если световая стрела влетит не в зеркало, а, скажем, в воду? Она изменит свой путь! Она чуть сломается! Сиё называется преломление. Проще всего увидеть его, опустив меч в воду. Меч будет казаться сломанным на границе воды и воздуха. Свет обманывает зрение!

Зеркала и свечу на столе сменила глубокая керамическая чаша и кувшин с водой. Достав из кармана серебряную монету Леонардо бросил её на дно чаши и попросил Фёдора Васильевича встать так, чтобы лежавший на дне серебряник был ему виден. Многие ювелиры повыскакивали со своих мест и столпились за спиной выбранного главы.

— Смотрите на монету, уважаемые, — напутствовал Леонардо прежде, чем начать тонкой струйкой переливать в чашу воду из кувшина. В какой-то момент серебряник действительно исчез, вызвав у Фёдора Васильевича удивлённый вздох.

— Это искривление света, — пояснил молодой мастер. — И самое главное, что таким искривлением можно управлять с помощью специального стекла.

— Стекла? — поразились ювелиры.

— Уважаемые мастера, вы ведь умеете гранить алмаз так, чтобы он играл светом?

— Разумеется, — подтвердил Фёдор Васильевич: — Но при чём тут дешёвое стекло?

— Стекло можно огранить так же. Но не для красоты, а для формы. — Леонардо положил на стол стеклянный шарик размером с кулак и обвёл его пальцем. — Представьте… не шар, а две половинки чечевицы. Выпуклые с двух сторон. Или одну сторону плоской, а другую — выпуклой.

В зале воцарилась тишина. Простота идеи была обманчива.

— Зачем? — спросил Григорий Булатович, имевший славу дерзкого мастера осмеливающегося спорить даже со священниками по поводу того, как должно выглядеть заказанное ими обрамление для иконы. Он сухо усмехнулся: — Чтобы любоваться своими кривыми руками?

Царский мастер не смутился и не обиделся. Вместо этого он указал на серебряник продолжавший покоиться на дне чаши: — Видите то появляющуюся то исчезающую монету в воде? Вспомните опущенный в воду меч … он кажется сломанным. Свет ложится криво. Если мы придадим стеклу правильную форму, мы можем заставить свет… собираться. Или расходиться.

Собравшиеся ювелиры недоверчиво загудели.

— Вот пример такой линзы. Я своими руками выточил её и отполировал в меру своего несовершенного умения, — Леонардо достал из кармана толстый стеклянный овал. Форма немного неправильная, несовершенная. Зато его поверхность была отполирована до зеркального блеска.

— Уважаемый, — обратился царский мастер к Фёдору Ивановичу подавая ему пергамент с мелкой вязью. — Попробуйте прочитать это.

— Здесь слишком мелко, — попытался всмотреться ювелир. — Надо выйти на солнце.

— Да ты просто ослеп как старый крот, — нисколько не смущаясь прокомментировал Григорий Булатович.

— А ну цыц, негодник! — прикрикнул «золотой мастер».

— Старый крот!

— Бракодел!

Привычную перебранку мастеров ювелирного дела прервал Леонардо вручив Фёдору Васильевичу стеклянную бляшку и знаком показав посмотреть на мелкий текст через неё.

Золотой мастер, скептически хмыкнув, наклонился. И замер. Его глаза расширились. Буквы, которые с годами стали для него расплывчатым пятном, вдруг проступили чёткими, будто вырезанными на камне. Он отшатнулся, как от удара кинжалом.

— Колдовство! — прошептал Фёдор Васильевич.

— Нет, — твёрдо ответил Леонардо. — Наука. Теперь возможно видеть трещину в сапфире, которую не разглядите невооружённым глазом. Можно считать пробы на монетах, не рискуя оказаться обманутым

Этот аргумент ударил в самую цель. Выгода перевесила суеверный страх.

— Пусть каждый