Фантастика 2025-46 - Маркус Кас

не спешите с ответом. Я понимаю, что предложение товарища Тамбовцева для вас неожиданное и вы с ходу не можете дать на него ответ. Вы подумайте, а, скажем, послезавтра в это же время я снова буду рад видеть вас здесь. Пока же прошу меня извинить – у меня много дел, и я должен ими заняться. До скорого свидания.

Сталин и его супруга попрощались со мной и вышли из кабинета. Я понял, что и мне следует откланяться и в одиночестве не спеша обдумать столь неожиданное для меня предложение.

19 ноября 1918 года.

Бордо. Временная резиденция правительства Французской Республики.

Начальник Генерального штаба Франциии главнокомандующий силами Антанты

маршал Франции Фердинанд Фош

После тяжелого и драматичного разговора с британским министром иностранных дел лордом Бальфуром я поспешил во Францию, чтобы доложить правительству о намерениях наших последних союзников по Антанте. Пусть господа Пуанкаре и Клемансо решают, как быть дальше – военные сделали все, что смогли, и настало время штатским заняться судьбой Франции.

Именно это я без обиняков заявил с нетерпением ожидавшим меня президенту и премьер-министру. Понятно, что по телеграфу я передавать суть состоявшегося в Лондоне разговора не стал. Мне доложили, что проклятые боши научились расшифровывать наши радиограммы, зашифрованные самым надежным кодом. Говорят, этому их научили русские, которые вообще не испытывали никаких затруднений в чтении чужих телеграмм.

Услышав о требовании британцев продолжить войну до победного конца, Пуанкаре с Клемансо переглянулись и помрачнели. Я прекрасно их понимал – Франция находилась на последнем издыхании. Наши доблестные солдаты еще могли, сидя в окопах, удерживать фронт. Но если они вылезут из этих самых окопов и попытаются наступать, то при первом же германском контрударе они побегут, и ничто на свете не сможет их остановить.

– Маршал, – спросил меня Клемансо, похожий на измученного и смертельно уставшего моржа, – прошу сказать нам всю правду – есть ли у нас надежда победоносно закончить войну? Я уже даже не мечтаю о возврате Эльзаса и Лотарингии, нам бы сохранить довоенные границы.

Услышав слово «Лотарингия», Пуанкаре, уроженец департамента Мёз, находившегося в составе этой исторической области Франции, лишь тяжело вздохнул. Похоже, что ему так и не удастся осуществить свое самое большое желание – вернуться победителем на родину предков.

– Господа, – я старался, чтобы сказанные мною слова прозвучали как можно убедительней, – могу сказать вам лишь одно – победить Германскую империю и ее союзников мы не сможем. Почему? Да потому, что у нас просто некому воевать. Люди настолько измотаны войной, что любой приказ о прекращении перемирия и о начале боевых действий может привести к массовому неповиновению, или даже к началу вооруженного мятежа. Уж поверьте, мы, французы, умеем бунтовать. И хорошо, если солдаты просто воткнут штыки в землю и разбредутся по домам. Вполне вероятно, что штыки солдаты воткнут не в землю, а в своих командиров, а потом отправятся сюда, чтобы сместить вас, господа. Так именно произошло в России. Я бы не хотел, чтобы подобное случилось во Франции.

Пуанкаре и Клемансо снова переглянулись. Похоже, что они и сами думали о том непоправимом, что может произойти в нашей стране. Потом Клемансо внимательно посмотрел на меня.

– Скажите, маршал, а что если поставить позади наших войск солдат из колоний? Таким образом год назад мы сумели остановить дрогнувшие части, установив позади них сенегальцев с пулеметами. И остановили. Может быть, и в этот раз у нас всё получится?

Я криво усмехнулся. Месье Клемансо, конечно, не зря имеет прозвище Тигр, но похоже, что он просто плохо осведомлен о том, что сейчас происходит у нас на фронте. Надо дать ему на этот счет разъяснение.

– Господин премьер-министр, в этом случае мятеж вспыхнет уже через час после отдачи подобного приказа. Немедленно начнется резня – французские части вместе с частями Национальной гвардии станут убивать солдат, набранных в наших колониях. Их и без того ненавидят все французы. Аннамиты и сенегальцы не проявляют большой храбрости в окопах, но зато они лихо грабят и насилуют в нашем тылу. Они массово дезертируют из своих частей, сбиваются в вооруженные банды и наводят ужас на деревни и даже небольшие города. С ними приходится вести настоящую войну.

– Маршал, неужели все обстоит именно так? – спросил меня потрясенный Пуанкаре. – Если верить вашим словам – а у меня нет оснований вам не верить, – Франции угрожает страшная опасность. Надо немедленно заключать мир с бошами – и чем быстрее, тем лучше. И срочно рвать с нашими союзниками – британцами. Сейчас нужно спасаться, забыв о каких-то там договорах и союзах. И пусть меня потом осудят – я буду знать, что все сделанное мною сделано во имя нашей любимой Франции.

Я облегченно вздохнул. Кажется, что до господ политиков наконец-то дошло, что время красивых фраз закончилось и настало время решительных действий. Пусть они примут чрезвычайные законы, развязывающие руки армии. Подписав мирный договор с Германией, мы займемся наведением порядка в стране.

Неплохо было бы, чтобы во главе Республики встал военный. Я, конечно, как истинный гасконец, готов возглавить новое правительство Франции. И если мне предложат стать – пусть и временным – диктатором, то я приму это предложение. А оставлять власть политиканам, которым откровенно наплевать на судьбу страны – это значит снова подвергнуть Францию, ослабленную и обескровленную, смертельному риску.

Видимо, о чем-то подобном подумали и мои собеседники. Они снова переглянулись и с подозрением посмотрели на меня. Я понял, что они еще не приняли окончательного решения – самим попытаться завершить войну и начать наведение порядка в стране, или сбросить ответственность за все происходящее на военных.

– Маршал, – произнес наконец Клемансо, – мы решили, что вы возглавите делегацию, которая отправится на переговоры с представителями Германской империи для заключения полноценного мирного договора. Канцлер фон Тирпиц предложил для ведения переговоров Гаагу – город в нейтральной стране, расположенный одинаково недалеко от наших воюющих государств. Вы согласны отправиться в Гаагу в самое ближайшее время?

Я тяжело вздохнул. Как я и предполагал, политики решили сделать из меня козла отпущения. Ведь условия мира, предложенные нам бошами, будут невыгодными для нас. Что-то придется уступить тевтонам, не говоря уже о том, что мы вряд ли что-то сумеем приобрести. Человек, заключивший такой позорный мирный договор, вряд ли стяжает лавры спасителя нации. Скорее всего, его назовут предателем.

Но ведь я могу и не согласиться с предложением Клемансо. В таком случае меня наверняка отправят в отставку. Интересно, кто тогда возглавит французскую армию? И не будет ли