"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор
«Актер? – спросила себя Таня, выходя на сцену. – Возможно…»
Но уже в следующее мгновение и этот мужчина, и все прочие представители как сильного, так и слабого пола перестали существовать для Татьяны, превратившись в жаркое марево ее собственной «фата-морганы». Там и только там, в воображаемом мире вдохновения, могли звучать ее песни. Там на самом деле они и звучали.
– Великолепно! – воскликнул мужчина, поднимая бокал с шампанским и скосив «заинтересованный» взгляд на Виктора. Судя по всему, он изучал возможного соперника. Однако, к каким выводам пришел «месье Фейдер», так и осталось неизвестным. Впрочем, возможно, виной всему была худенькая брюнетка, которую мэтр взял на «вторую женскую роль». Она вполне успешно «отодвинула» Татьяну в сторону, и слава богу, если честно. Но… но зато месье Жак получил либретто фильма «Танго в Париже» – Федорчук, как оказалось, не просто «думал» о кино, он втихаря и готовился… И позже – в июне – мадемуазель Виктория превратилась из многообещающей дебютантки в сверхпопулярную диву – а пока… Пока незнакомая еще ни французскому, ни немецкому, да и вообще хоть какому-нибудь массовому зрителю, Виктория Фар пела и даже если и смотрела в зал, где сидел ее будущий режиссер, то вряд ли видела… его, Виктора или кого-нибудь еще. Она пела….
Танго, в Париже танго…
* * *
Итальянцы оказались в меру заносчивы, но вполне профессиональны, чего, если честно, Олег от них никак не ожидал. Но, с другой стороны, что он о них знал? Да ничего. Ни Шаунбург, ни Ицкович Италией и ее обитателями никогда особенно не интересовались, но у обоих в силу обстоятельств воспитания и особенностей личного опыта сложилось об этой стране и населявшем ее народе весьма нелестное мнение, которое легко можно было выразить одним лишь словом – «оперетка!». Оперетка и есть: пицца, спагетти, кьянти и бурные страсти на фоне облупившейся от времени «былой роскоши» обветшавших мраморных дворцов и величественных руин. Однако правда жизни оказалась – как и всегда это случается – мало похожа на анекдоты и «рассказы очевидцев». И то, что итальянская армия не слишком уверенно выступила в последнюю Великую войну – первую мировую для Баста и вторую – для Олега – и ныне, то есть в 1936 году от Рождества Христова, с огромным трудом смогла переломить в свою пользу ход войны с Эфиопией, – ни о чем еще на самом деле не говорило. Люди не одинаковы, и жизненные цели разных народов отнюдь не совпадают. Сравните, скажем, лично свободного и грамотного немца, приехавшего в поисках лучшей доли в Российскую империю восемнадцатого века, русского крепостного крестьянина, живущего в имении какой-нибудь Салтычихи, и не говорящего по-русски еврея-хасида, который хоть и не раб, но и от российского общества отрезан самым решительным образом. И как же можно судить по их поведению обо всех немцах, русских или евреях? К каким выводам можно прийти, рассматривая их под увеличительным стеклом предвзятой критики? Что русский не может быть «эффективным менеджером»? Расскажите это Завенягину, то-то ему интересно будет послушать про то, что русский человек и самим-то собой руководить не способен, не то, что другими. Ну и про двух других фигурантов нашего мысленного эксперимента точно то же можно сказать. А надо ли? Вроде и так все понятно.
Вот и с итальянцами та же история. Шумный народ, веселый – это правда. И от их политиков зачастую веет пошленьким водевильчиком. Так что вполне себе оперетка. Но при всем при том овровцы[155] в ближайшем рассмотрении ничем, собственно, не уступали гестаповцам, а люди из Службы военной информации и вовсе оказались уверенными и жесткими профессионалами, с ними интересно было работать, хотя и приходилось все время держать ухо востро. Даже ночью. Даже во сне. Пожалуй, во сне особенно, потому что опасные люди оказались эти итальянцы. Крайне опасные.
– Я хотел бы встретиться с кем-нибудь из испанских офицеров, – это была легитимная просьба, и Баст был в своем праве, но, по-видимому, полковник Санто Эммануэле думал иначе. А всего вернее, таковы инструкции, которыми итальянец руководствовался, «общаясь» со своим «немецким другом и коллегой».
– Наши друзья… – глаза у полковника темно-карие, смотрят на Шаунбурга внимательно, но как бы равнодушно. – Наши друзья весьма щепетильны в вопросах чести. Ведь вы меня понимаете, не правда ли?
– Думаю, что понимаю, – кивнул Олег. Баст был бы раздражен и, более того, взбешен, но Ицковичу все эти игры в «у кого эго больше», в смысле – длиннее, были не интересны. Он – сам по себе, и смотрел на всех этих фашиков как бы со стороны и исключительно с утилитарной точки зрения.
– Да, вероятно, – улыбнулся он, глядя в холодные глаза полковника Эммануэле. – Но вы же северянин, дон Эммануэле! Вы должны знать, что за штука немецкий мозг. У нас там арифмометр, полковник, – улыбнулся еще шире и постучал костяшкой согнутого пальца себе по лбу. – Что такое честь? – вопросительно поднял он бровь. – Что такое щепетильность?
На этот раз он их все-таки достал. Капитан-лейтенант Кардона из разведки ВВС пошел красными пятнами, но полковник, которого, судя по выражению глаз, тоже проняло, только губы поджал. Приказа портить отношения с дружественным режимом не было, а кто из двоих – Муссолини или Гитлер – старший партнер,