"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор
А разговор между тем продолжался и нечувствительно перешел на «Танго в Париже». Да и странно было бы, если бы не перешел.
– Ну, что скажешь, баронет? – говорили по-французски, просто потому что так было удобнее. Не надо перестраиваться каждую минуту и «фильтровать базар» тоже не нужно. На каком бы еще языке и говорить между собой двум образованным «русским» людям: немцу и англичанину?
– Ну, что скажешь, баронет?
– А можно я промолчу?
Обсуждать фильм и Татьяну Матвеев решительно не желал. Тем более с Олегом. Тогда, той ночью в Арденнах, он ведь про нее ничего не знал. Это потом уже выяснилось, что Татьяна и Олег знакомы и как бы даже более чем знакомы…
– А можно я промолчу? – голос не дрогнул и рука, подхватывающая чашечку с кофе, тоже.
– А что так? – поднял бровь Олег, совершенно не похожий на себя самого, какого знал и с каким дружил Степан. – Я тебя вроде бы ни в чем не обвинял…
– Ты не обвинял, – согласился Матвеев и демонстративно сделал глоток кофе.
– Ага, – глубокомысленно произнес Ицкович и выпустил клуб ароматного дыма.
– И что это значит, господин риттер? – закипая, «улыбнулся» Степан. – Вы что же, во мне ни совести, ни дружеских чувств не числите?
– О, господи! – воскликнул Олег. Казалось, он совершенно сбит с толку столь ярко выраженными чувствами старого друга, которого знал не хуже, чем тот его. – Мне тебя теперь утешать надо?
– Меня не надо.
– Так и меня не надо, – улыбнулся Шаунбург очень знакомой, вернее, ставшей уже знакомой за прошедшие полгода улыбкой. – А потому возвращаюсь к первому вопросу. Что скажешь?
– Скажу, что у тебя оказалось совершенно невероятное чутье, – сдался, наконец, Степан. – А она – талант.
– Да, – кивнул Олег-Баст, – она талант. И это замечательно, поскольку совершенно меняет расклад в нашей игре, сам знаешь с кем.
– Ну да, – согласился Матвеев, который и сам уже об этом думал. – Им теперь придется быть крайне осторожными с мадемуазель Буссе. Это – с одной стороны. С другой – она уже имеет или будет вскоре иметь в их глазах свою собственную, никак с тобой не связанную ценность. Ведь знаменитость способна приблизиться к таким людям…
– Ольга Чехова, – кивнул Ицкович. – И к слову, мне тут одна птичка напела… Знаешь, кто к нашей певунье проявил совершенно определенный интерес?
– Морис Шевалье.
– Пустое, – с улыбкой отмахнулся Олег. – Пикассо уже написал ее портрет и заваливает цветами.
– А?..
– А она… Впрочем, разве это наше дело?
Показалось Степану, или на самом деле в голубых глазах фашиста проступила вполне еврейская грусть? Возможно, что и не показалось, но вот его действительно вдруг снова накрыло волной раздражения. На себя, на нее, на Олега… Однако раздражение раздражением, главное было в другом, в том, о чем Матвеев никому даже намекнуть не мог.
Три человека не в силах повернуть колесо истории вспять… – сказал он тогда, на памятной встрече в Амстердаме, Олегу. – Ты ведь это собрался сделать, не так ли? Так вот, мы его даже притормозить вряд ли сможем, не то что остановить.
Так он тогда сказал, потому что так и думал. Однако теперь – и полугода не прошло – все представлялось совсем по-другому. Вот, казалось бы, случайное действие – убийство Генлейна, а какие, черт возьми, последствия! И ведь Олег клянется и божится, что никаких «многоходовок» у него тогда в голове и в помине не было. Генлейн всплыл в памяти почти случайно, притом, что Ицкович толком не знал даже, кто он такой, этот чешский учитель физкультуры, и на кого на самом деле ставит в своей борьбе за равноправие немцев. Советская школа, как известно, самая лучшая в мире, и там им всем рассказали, что Генлейн фашист. А ставил этот фашист, как оказалось, отнюдь не на Гитлера. Он был, разумеется, немецкий националист, но не нацист в духе германской НСДАП, и ориентировался скорее на Австрию и, как ни странно, на Англию, с разведкой которой был связан. Но все это знал Степан и знал не тогда, а теперь. А вот тогда, когда полупьяный от «эффекта попаданчества» Ицкович ехал в Прагу, единственное, что было известно наверняка, так это то, что у лидера партии судетских немцев в 1936 году нет еще – просто не может быть – серьезной охраны. Эта-то «малость» и решила дело, и, гляди-ка, куда она их теперь привела!
Во-первых, судетский кризис случился на два года раньше «намеченного» и в совсем иной политической обстановке, осложненной к тому же еще одним политическим убийством – на этот раз маршала Тухачевского в Париже. И Мюнхена нет, и пока не предвидится, и Франция настроена весьма воинственно, если не сказать, агрессивно и явно антинемецки. И не только Франция. Теперь после крови – и, надо сказать, большой крови, пролитой в Судетах, – сдаваться на милость победителя, буде ими окажутся немцы, чехам никак не с руки. И, кажется, в Праге кое-кто это уже твердо осознал и выводы, однозначные, из этого осознания сделал. Бенеш – демократ хренов – договорился с националистом Гайдой, возвратив того уже в апреле на действительную службу и, что характерно, в той же должности, с какой генерала убрали десять лет назад, обвинив – вот юмор-то где! – в шпионаже в пользу СССР. И вот теперь, уже заместитель начальника чешского генерального штаба, генерал Гайда, «пробивает» в парламенте новый план вооружений. И откровенно готовит страну к войне на два фронта: против Австрии и Германии, имея при этом за спиной опасную до крайности и ничего не забывшую Польшу[160]. Но и в самой Германии не все так гладко, как случилось в известной истории. О том, что немецкий генералитет был на самом деле отнюдь не в восторге от резких «телодвижений» фюрера, им – то есть Степану и остальным – Ольга рассказала еще в Арденнах. Однако в реальной истории армия быстренько заткнулась, стоило Адольфу «переиграть» Антанту в вопросе о ремилитаризации Рейнской области. И сейчас, когда Гитлер получил такой афронт, положение в Германии безоблачным уже отнюдь не выглядело. И в Судетах пощечина, и в Рейнской области удар под дых. Впрочем, обольщаться не стоило. Оппозиция в Германии еще по-настоящему не созрела, да и не успеет созреть, если ей, разумеется, не помочь. Уже в начале мая появились первые признаки того, что Англия продавит все-таки возвращение Рейнской области Германии. Не совсем так, как хотел Гитлер, но в качестве компенсации за «умиротворение» Судет. Так
