"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор
«Не зря», – окончательно решил Степан, подавив поднявшуюся было тоску, и уже спокойно, без раздражения и чувства вины, взглянул на рекламный плакат «Танго в Париже».
Татьяна была хороша на нем. Не лучше Фионы, разумеется, но тоже красавица, и…
«Все будет хорошо, – твердо сказал себе Матвеев, прикуривая очередную сигарету и подзывая официанта, чтобы заказать еще вина. – А если и плохо… то хотя бы не зря».
3. Виктор Федорчук, Париж, 30 июня 1936 года, среда
Вероятно, ему следовало бы подумать о найме какого-нибудь приличного жилья. О, нет, – ничего роскошного, но все-таки свое, пусть и весьма условно «свое». Гостиница никогда не станет местом, которое можно назвать домом, даже если это очень хорошая гостиница.
Виктор поправил перед зеркалом шейный платок, сдвинул чуть вниз – на нос – очки с круглыми стеклами, так, чтобы можно было при желании посмотреть поверх дужек, усмехнулся в стиле Джонни Деппа, глянул на часы: без десяти девять, – и вышел из номера. После вчерашнего можно было бы и не вставать в такую рань, но привычка – вторая натура, а «вчерашнее» – теперь уже не что-то из ряда вон выходящее, но образ жизни. И раз уж проснулся, то следует подумать о еде, а это, увы, не что-то такое, что, не имея собственной кухни, получить можно только в каком-нибудь кафе или бистро, – в гостиничном ресторане ему не нравилось не только меню. Слишком большое помещение, слишком много народу, а Виктору за завтраком хотелось побыть «одному». И пусть для человека, не первый месяц проживающего в гостинице, одиночество принципиально недостижимо, но стремиться-то к идеалу никто запретить не может. А тихое уютное кафе – всего в пяти минутах неторопливой ходьбы…
Хозяин Виктора уже знал, а потому, не задавая лишних вопросов, положил на столик утреннюю «Le Figaro» и поставил стакан минеральной воды «Perrier». Ну, а кофе с коньяком – единственная «еда», на которую Виктор был способен по утрам, – должны были появиться чуть позже. Но Федорчук никуда и не спешил. Он выложил на столешницу сигареты и спички, закурил и раскрыл газету.
Визит премьер-министра Бенеша в Москву…
«Однако!»
Трудно сказать, было ли интересно читать газеты в «настоящем» 1936 году, но сейчас, что ни день, пресса приносила такие новости, что оставалось только руками развести! И что же, милостивые государи, должно означать данное сообщение? Ездил ли Бенеш в Москву в конце июня тридцать шестого? Этого, скорей всего, не смогла бы сказать даже знающая, казалось, все баронесса Альбедиль-Николова. Однако, если брать события «в целокупности», чехи не уставали удивлять ошеломленную Европу своими крайне резкими движениями. Впрочем, кое-кто им в этом самозабвенно помогал, так что скучать не приходилось. Не успела еще угаснуть пальба в Судетах, и Лига Наций – не без вмешательства одного из ее создателей[161] – только-только начала неторопливый разворот «лицом к немецкой проблеме», а в Праге, при молчаливом одобрении Коминтерна, уже состоялся противоестественный союз коммунистов, национально-социалистической партии, Града[162], и крайне правых. Похоже, Бенеш и некоторые другие чешские политики успели осознать, чем чреваты для них последние события в Судетах. Но, с другой стороны, не в вакууме же они жили? Отнюдь нет. Германия заключила союз с Австрией, и сближение этих двух стран, населенных, в сущности, одним и тем же народом – немцами – начинало пугать не одних лишь чехов. Но ведь в Берлине и Вене не молчали, а говорили, и говорили нервно и громко. Почти кричали.
Гитлер так и вовсе впал в истерику во время последней речи в Нюрнберге. А у чехов, если кто забыл, не с одними немцами не срослось. Польша с Венгрией только и делали, что «внимательно следили за событиями», то есть попросту ждали подходящего момента, чтобы вцепиться чехам в глотку. И никакая Малая Антанта ничем помочь здесь не могла. У Румынии и Югославии хватало своих проблем. Так что чехам ориентироваться приходилось на собственные – не такие уж и значительные, если честно – ресурсы, да на сильных мира сего: на Францию, роман с которой пока еще не совсем выдохся, и на Советский Союз, неожиданно оказавшийся не просто дружелюбным нейтралом, а, пожалуй, даже надежным союзником. Англия имела в этой игре собственные интересы и Чехословакии определенно не сочувствовала. Вернее, она сочувствовала и тем, и другим, а главное думала о себе и своих вечных интересах. Из остальных игроков следовало, вероятно, принять во внимание позицию Италии, но итальянцы стремительно эволюционировали от «объективного нейтралитета» к «душевному согласию» с явно набиравшей силу Германией.
Визит премьер-министра Бенеша в Москву…
«И что последует за этим?»
– Ваш кофе, месье, – хозяин поставил перед ним чашку с горячим и одуряюще ароматным напитком и улыбнулся, пододвигая рюмку с коньяком. – И ваш коньяк.
– Благодарю вас, Гастон. Вы неподражаемы! – ответил любезностью на любезность Виктор, и в этот момент его неожиданно позвали с бульвара.
– Дмитрий?! – окликнули с очень характерной интонацией: неуверенность, растерянность, сдерживаемая радость. – Дмитрий Юрьевич?
Но, слава богу, Дмитрий Вощинин так и не смог стать его вторым я, и к имени Дмитрий Виктор привыкнуть не успел, так что сначала даже и не понял, что обращаются к нему. А когда понял, когда оценил и смысл слов, и интонацию говорившего, и то, что произнесено его прежнее имя было по-русски, то был уже готов и, более того, четко представлял себе, что и как следует делать. Он никак не отреагировал на оклик, еще раз улыбнулся хозяину кафе и, подняв к носу рюмку, с вожделением принюхался к коньяку.
– Дмитрий Юрьевич! – голос показался Федорчуку знакомым, но оборачиваться нельзя, он и не обернулся. Пригубил коньяк и вернулся, было, к газете: «Бесчинства анархиствующих элементов в Испании».
Но человек был упорен. Из тех, по-видимому, кого с мысли не сбить.
– Прошу прощения, месье! – сказал по-французски невысокий крепкий мужчина, подходя к его столику.
– Да? – Виктор посмотрел на подошедшего поверх очков совершенно «равнодушным» взглядом и, верно, преуспел, потому что мужчина уже не просто смутился, а форменным образом опешил, окончательно осознав, что обознался.
Но если уж судьба допустила, чтобы этим утром Федорчука узнал кто-то из старых парижских знакомых, то она же побеспокоилась и помочь своему протеже, – а Виктор искренне ощущал
