Фантастика 2025-150 - Иван Катиш

* * *

Бросок Махмуди застал меня врасплох. Падая, я успел сгруппироваться и выполнить перекат, мгновенно вскочив на ноги. Месяцы упорных тренировок не прошли даром — тело действовало на автомате, даже когда разум был ошеломлен.

Вернувшись в стойку, я быстро оценил ситуацию. Махмуди силен, очень силен. Его техника пахлавани была непривычной, что делало его опасным противником. Я услышал, как Степаныч что-то крикнул мне, но слова потонули в реве толпы.

Решив сменить тактику, я начал кружить вокруг Махмуди, выискивая слабое место. Его темные глаза внимательно следили за каждым моим движением. Я чувствовал, как пот стекает по спине, куртка прилипла к телу.

Улучив момент, я рванулся вперед. Захватив руку Махмуди, я начал выполнять «узел локтя», стремясь ограничить его подвижность. Я чувствовал, как напряглись его мышцы, пытаясь противостоять моему захвату. Его рука была словно высечена из камня.

Зрители затаили дыхание. Я краем глаза заметил, как наш врач команды подался вперед, готовый в любой момент оказать помощь. Степаныч что-то яростно записывал в свой блокнот.

Сосредоточившись на захвате, я старался не думать о том, что на кону. Это был не просто чемпионат мира — это была битва двух систем, двух философий борьбы. И я не мог подвести свою страну, своих товарищей.

* * *

Болевой захват Волкова был мощным. Рахим чувствовал, как суставы его руки натянулись до предела. Боль пронзила все тело, но он не собирался сдаваться. В его ушах звенел голос отца: «Пахлаван не знает боли, он знает только честь».

Рахим глубоко вдохнул, концентрируясь на своем теле. Он вспомнил уроки отца о гибкости и ловкости. В его сознании всплыл образ извивающейся змеи, уходящей от опасности.

Используя технику «раванди», вращение корпуса, Рахим начал медленно поворачиваться. Его мышцы напряглись до предела, пот заливал глаза. Зрители, затаив дыхание, наблюдали за этим почти танцевальным движением.

Внезапно, словно пружина, распрямившись, Рахим сумел выскользнуть из захвата Волкова. Толпа взорвалась криками восторга. Иранские болельщики вскочили на ноги, размахивая национальными флагами.

Не теряя ни секунды, Рахим перешел в контратаку. Используя инерцию своего движения, он провел «шир-гири» — захват головы и руки с последующим броском. Тело Волкова взмыло в воздух и с глухим стуком упало на ковер. Вот только опять на живот. Непонятно, как он так успевал перевернуться, как кошка в воздухе.

Но радость Рахима была недолгой. Волков, демонстрируя невероятную выносливость, снова быстро поднялся. Его серые глаза горели решимостью.

Рахим чувствовал, как усталость начинает овладевать его телом. Но он не мог подвести свой народ, своего отца. Собрав все силы, он приготовился к продолжению схватки. Этот противник невероятно ловок и чудовищно силен. Как с ним справиться, да и возможно ли это?

* * *

Падение от броска Махмуди выбило из меня весь воздух. На мгновение мир потемнел, но я заставил себя подняться. Каждая мышца кричала от боли, но я не мог позволить себе проиграть.

Вставая, я услышал, как Степаныч что-то кричит мне. Сквозь шум толпы я разобрал: «Импровизируй, Витя! Помни, что я говорил!»

Эти слова словно включили что-то в моей голове. Я вспомнил наши долгие разговоры о важности импровизации в борьбе. «Самбо — это живое искусство», — говорил Степаныч. «Оно должно дышать, меняться, адаптироваться».

Я решил рискнуть. Когда Махмуди попытался провести очередную атаку, я неожиданно сменил стойку, перейдя в низкую позицию. Я видел удивление в его глазах — это была нетипичная стойка для самбо.

Дождавшись момента, когда он слегка потерял равновесие, я провел переднюю подсечку, подбив его ногу. Затем, используя его вес против него самого, я выполнил бросок с захватом ног.

Тело Махмуди взмыло в воздух. На долю секунды время словно остановилось. Я видел, как расширились от удивления глаза иранских тренеров. Слышал, как Степаныч выкрикнул что-то одобрительное.

Махмуди рухнул на бок, и я мгновенно перешел к удержанию со стороны головы. Мои руки и ноги словно превратились в стальные тиски. Я чувствовал, как напрягаются мышцы Махмуди, пытаясь вырваться, но я не собирался отпускать его.

* * *

Рахим оказался на боку, чувствуя мощное удержание Волкова. Его тело горело от напряжения, легкие отчаянно пытались втянуть воздух. Но дух пахлавана в нем не сдавался.

Он напряг все мышцы, пытаясь вырваться из захвата. В его голове звучали слова отца: «Пахлаван никогда не сдается. Даже лежа на лопатках, он думает о победе».

Используя технику «пич-о-таб» — скручивание и выворачивание — Рахим почти сумел освободиться. На мгновение он увидел надежду в глазах своего тренера, услышал воодушевленные крики иранских болельщиков.

Но Волков держал крепко. Его хватка была подобна стальным тискам. Рахим чувствовал, как силы постепенно покидают его. Перед глазами промелькнули образы: родная деревня, отец, учащий его первым приемам борьбы, гордые лица односельчан, провожавших его на чемпионат.

Секунды тянулись как вечность. Рахим боролся изо всех сил, но не мог противостоять силе советского самбиста. Тот постепенно уложил Рахима на лопатки. Когда прозвучал свисток, он понял, что проиграл. Волков победил.

Оба борца с трудом поднялись на ноги. Зал взорвался аплодисментами — это была поистине эпическая схватка. Несмотря на поражение, Рахим чувствовал гордость — он дал достойный бой одному из лучших самбистов мира. Не все еще потеряно. На следующем чемпионате он обязательно победит.

Когда Волков протянул ему руку, Рахим крепко пожал ее. В этом рукопожатии было взаимное уважение двух воинов, прошедших через великое испытание.

* * *

Покидая ковер, я чувствовал, как каждая мышца в моем теле кричит от напряжения. Пот заливал глаза, а легкие горели, жадно хватая воздух. Оглушительный рев толпы накатывал волнами, и я едва мог различить отдельные возгласы.

Степаныч встретил меня у края ковра. Его обычно суровое лицо сияло от гордости, глубокие морщины разгладились в широкой улыбке. Седые волосы взъерошены — верный признак того, что он нервничал во время схватки.

— Молодец, Витя! Ты его сделал! — прокричал он, крепко обнимая меня. От Степаныча пахло знакомой смесью одеколона и пота — запах, который всегда ассоциировался у меня с победой.

Я попытался что-то ответить, но из горла вырвался лишь хриплый выдох. Адреналин все еще бурлил в крови, но я уже чувствовал подступающую усталость. Ноги начинали дрожать, и я был благодарен крепкой руке Степаныча, поддерживающей меня.

В прохладном полумраке раздевалки я рухнул на деревянную скамейку. Ее твердая поверхность показалась мне сейчас удобнее любой кровати. Запах пота и линимента, такой привычный для спортивных раздевалок, почему-то успокаивал.

Наш врач, Михаил Борисович, склонился надо мной. Его