"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс
«Сдохни сука».
«Джун, ты видела эти твиты? Неужели это правда? Если нет, тебе нужно срочно защищаться».
«Гореть тебе в аду за то, что ты сделала. Расистская шлюха-воровка».
«Ты должна миссис Лю каждый гребаный цент на своем банковском счету!!!»
«Я был поклонником „Последнего фронта“. Все это невероятно разочаровывает. Вы должны немедленно принести публичные извинения всему книжному сообществу».
«Приеду в Вашингтон — вышибу из тебя все твое дерьмо, расистская ты сучара!»
После этой последней капли я наконец швыряю телефон через кровать. Пипец. Сердце лупит так, что отдается в барабанных перепонках. Я встаю, расхаживаю нервно по квартире, припираю стулом входную дверь (без мысли, что кто-нибудь ворвется и меня укокошит, а просто ощущение такое), а затем сворачиваюсь калачиком на кровати, подтянув колени к груди, и начинаю взад-вперед раскачиваться.
«Бо-же мой. Бо-же мой».
Все кончено. Люди знают. Скоро прознает весь мир. Прежде всего Даниэла. Из Eden меня выпнут, я потеряю все свои деньги. Миссис Лю подаст на меня в суд и меня там уничтожит. Бретт откажется от меня как от клиента, и на карьере будет поставлен жирный крест. Но на этом страсти не улягутся. В историю литературы я войду как сука, укравшая работу Афины Лю. Обо мне создадут особую страницу в Википедии. Я стану предметом бесчисленных статей и пересудов. Среди профессионалов отрасли нельзя будет даже упомянуть мое имя без смешка или усмешки. Я превращусь в мем. И ни одно слово, которое я напишу, никогда больше не будет опубликовано.
Зачем, скажите бога ради, мне вообще взбрело в голову опубликовать «Последний фронт»? Вот так сейчас взяла бы и пнула себя за эту дурость. Я-то думала, что делаю что-то благое. Нечто благородное — представить работу Афины миру так, как она того заслуживала. Но как можно было даже представить, что все обернется таким укусом в задницу?
До сих пор все текло так стабильно. Я проделала огромную работу по преодолению своего беспокойства, сосредоточась на настоящем, а не на всех своих страхах и болезненной неуверенности в себе. Ужас от того, где и каким образом ко мне попала в руки та исходная рукопись, я упрятала глубоко в себя и двинулась дальше. И вот сейчас все это наплывает на меня чудовищным флэшбэком — руки Афины, взлетающие к горлу, ее синюшное лицо, тарабанящие по полу ноги…
О боже, что же я наделала?
Телефон, лежащий на кровати лицом вверх, так и помаргивает синим цветом от новых уведомлений. Сейчас он похож на сирену тревоги.
Я захожусь воплями — громкими, уродливыми и беззастенчивыми, как у малышей; громкость такая, что как бы не нагрянули соседи. Тогда я утыкаюсь в подушку и так лежу несколько часов в приглушенной, удушливой истерике.
Солнце садится. В комнате сгущается сумрак. С какого-то момента выбросы адреналина во мне идут на убыль; пульс замедляется, горло осипло от рыданий, а слез на плач вроде и не остается. Моя паническая атака унимается, вероятно, потому, что я уже столько раз прогнала в голове наихудшие сценарии, что пугать они меня больше не могут. Мой социальный и профессиональный крах стал теперь привычным, и как это ни парадоксально, но благодаря этому я снова могу думать.
Я тянусь за телефоном и, листая Twitter, понимаю, что ситуация, возможно, не настолько безнадежна, как мне показалось вначале. Тот, кто стоит за @AthenaLiusGhost, даже близко не знает, что происходило на самом деле. Он прав в главном, но ошибается во всем остальном. В квартире Афины я не бывала никогда, за исключением того первого и одновременно последнего раза. С Афиной я сошлась в колледже, а не в Вашингтоне. И уж конечно, не дружила с ней ради того, чтобы умыкнуть «Последний фронт». До той ночи, когда Афины не стало, я даже не подозревала о существовании ее рукописи.
Кем бы ни был тот незнакомец, правду он угадал весьма удачно. Зато все остальное сфабриковано. И это говорит о том, что на самом деле у них нет никаких конкретных доказательств.
Ну а если у них на руках нет ничего, кроме подозрений, то у меня есть способ очистить свое имя, изгнав таким образом зловещего призрака.
Мысленно я все возвращаюсь к содержанию того твита от «духа» Афины Лю. Мне вспоминается лицо Афины на том вечере в P&P; блеск ее глаз; поджатые в надменной улыбке губы. Наваждение — прочь! Это верный путь к безумию. Афина, язви ее, мертва. Я видела ее смерть собственными глазами. И это проблема для меня, живой.
Я не хочу, чтобы Бретт узнал обо всем из Twitter, поэтому спешно кидаю ему электронку: «Творится что-то неладное. У тебя есть минутка подойти к телефону?»
Он, наверное, уже увидел твиты, потому что не проходит и пяти минут, как уже звонит (хотя на часах одиннадцатый час).
Я беру трубку противно дрожащей рукой.
— Привет, Бретт.
— Приветик. — Голос у него звучит ровно, хотя на уме наверняка что-нибудь не то. — Что хотела сказать?
Я прочищаю горло.
— Ты, наверное, видел твиты?
— Если ты потрудишься объяснить…
— Те, где говорится, что я типа украла «Последний фронт» у Афины Лю.
— Есть такое. — Долгая пауза. — Но это же не так?
— Конечно нет! — выпаливаю я. — Еще не хватало! Не знаю, кто за этим стоит… И началось как-то вдруг, разом…
— Ну а если это не так, то и не придавай особого значения. — Голос у Бретта совсем не такой расстроенный, как казалось бы. Я думала, он вне себя, а он лишь чуточку раздражен. — Это всего лишь троллинг, покипит и уймется.
— Боюсь, что нет, — возражаю я. — Ведь все это увидят самые разные люди. И составят мнение, что…
— Да и пусть составляют. Eden не будет снимать книгу с полок из-за каких-то там интернет-сплетен. Да и большинство потребителей к Twitter вовсе не привязаны — поверь, возбудится только малая часть издательств, которым это небезразлично.
Я издаю отвратительный скулящий звук.
— Но моя-то репутация мне не безразлична.
— Твоя репутация не пострадает, — с ноткой беспечности говорит он. — Это же все голословно, верно? Сплошь беспочвенные обвинения. Не отвечай на них. Не вздумай впутываться. Если им нечего предъявить, значит, у них ничего и нет, а люди достаточно скоро поймут, насколько отвратителен весь этот гнусный поклеп.
Его голос звучит так уверенно и даже беззаботно, что меня овевает трепет облегчения. Может, он и прав. Возможно, это будет истолковано как