Фантастика 2025-47 - Дмитрий Ясный
— Не слышу, что ты там шипишь, чмо! Тявкай громче!
Шалый с усилием приподнимает голову и выплёвывает мне в лицо, давясь ядом своей ненависти:
— Сука, ты сука! Распоследняя! Знал же ты всё! Ждал, следил! Твой очкарик ведь возле нас тёрся! Сдать ведь нас хочешь, директору и вожатым сдать, а сам типа геро-о-о-й….
Слово «герой» Шалый презрительно растягивает. Я молча слушаю это поносное словоизвержение.
— Бл…ь! — Шалый сплёвывает, метясь мне в кроссовок.
— Пи…р ты гнойный, а не герой! Ничем ты не лучше нас! Ты же тот самый Сова с района! Ссучился, мразь…..
И тут я совершаю ошибку — начинаю откровенничать с Шалым. Знаете, правы те, кто утверждает, что ошибка хуже преступления. Я к ним присоединяюсь. Если бы только я мог отмотать этот момент назад! Всё бы отдал за такую возможность! Но это невозможно и я откровенничаю в полголоса, только что бы слышал этот плюющийся словесным ядом гадёныш. Я низко наклоняюсь к нему и, внимательно рассматривая это насекомое, удивлённо переспрашиваю:
— Такой же как вы? Я? Ты бредишь, малыш! Я не вор и не собираюсь им быть, а вы все не стоите и обрезанного ногтя с моего мизинца. Вы тупые, безмозглые сявки, не способные даже втихую хату подломить! Всё, на что вы способны, это вот так, тупо спалиться на скоке и не замечать, что вас уже неделю как пасут и все ваши ходы передо мной как на ладони! И, разумеется, я всё знал, Шалый. Ведь ты не думаешь, что все твои художества останутся без моего присмотра? Мне, здесь, в лагере, такие как ты на хрен не нужны! И поэтому ты поедешь отсюда на спецтранспорте с мигалкой и парой ливрейных лакеев. Понял меня, баклан?
Шалый молчит и только настороженно и одновременно обречённо зыркает глазами по сторонам- ищет возможность сбежать и понимает, что это ему не удастся. Я распрямляюсь и принимаю для создания необходимого мне впечатления на приближающихся людей нужную позу и выражение лица. Немного растерянности и недоумения, чуть-чуть глупой храбрости, разведённые в стороны руки и ссутуленные плечи. Вся моя фигура и лицо просто кричит — шел себе, гулял, никого не трогал, а тут раз и банда! Я за ними — они на меня и ещё драться лезут! И как же в таком случае должен поступить настоящий пионер? Правильно — броситься без раздумий грудью на защиту социалистической собственности! Ну, вот так именно я и поступил. А то, что все сюда явились разнимать якобы начавшуюся драку с местными, а обнаружили задержанных храбрым пионером закоренелых преступников, то я здесь совершено не причём. Это лишь случайное стечение обстоятельств.
Вот с таким неумным и геройским видом меня и явил из темноты дрожащий свет ручных фонариков. Вокруг меня и затравленно озирающихся детдомовцев затопали, загомонили, бас физрука разнёс остатки тишины рёвом боевого рога — Иван узрел на сырой траве мечту своей жизни. Тут же раздаются звуки нескольких затрещин, с треском рвётся чья-то рубаха, и кто-то вскрикивает от боли. Это Косой. Гнус и Шалый всё ещё на траве. Шалый и не вставал, а Гнус только что был сбит с ног богатырской дланью физрука. Физрук абсолютно предсказуем и полностью оправдывает мои расчёты. Недовольный, скрипучий от раздражения голос директора лагеря останавливает начавшуюся расправу. Он раздраженно светит фонариком в глаза съежившимся воришкам и бросает на всех присутствующих короткие злые взгляды. Его можно понять — писать объяснительные удовольствия мало, а писать ему придётся много. И не по разу. Кража в пионерском лагере — это ЧП, а скрыть её не удастся — слишком много свидетелей, да и не печеньки из тумбочки украли. По его лицу мне видно, как по его извилинам судорожно мечется одна, беспокойная и пугающая его до дрожи в коленях мысль — какой же вывод сделают вышестоящие товарищи? Снимут с должности или всё обойдётся выговором с занесением в личное дело? Директор лагеря бросает на меня наполненный бессильной ненавистью взгляд и встречает в ответ глупый и восторженный. «Герой, бл. ь, недоношенный!» — произносит он одними губами и отворачивается. Скованно тянется за сигаретами и, сломав несколько спичек, с трудом прикуривает и с тяжелым вздохом выдыхает клуб дыма. Старший пионервожатый держится на границе круга света, молчит и не вмешивается. Его тяжелый взгляд тоже неприятно жжет мне лопатки. Ну, это мной вполне ожидаемо. Вы, Олег Юрьевич, человек не глупый и, разумеется, не поверили в сказку Юрика о вдруг ни с того ни с сего прибежавших в лагерь деревенских хулиганах, но у вас нет выбора и придётся играть отведённую вам роль. Подтвердить всё увиденное в нужном мне свете. Может быть, вы и решились бы на поступок и попробовали озвучить свою версию событий, но вам просто не позволят, да и характер у вас для этого слабоват. Поэтому я не обращаю внимания на судящий взгляд старшего пионервожатого и купаюсь в лучах своей славы. Меня одобрительно хлопает по плечу физрук, директор через силу хвалит и, обращаясь ко всем, громко вещает, что вот так и только так, должны поступать настоящие пионеры. Мои ребята метеорами носятся вокруг, трогают валяющиеся на траве вещи, тычут пальцами в воришек и с завистью и восхищением смотрят на меня. Витёк вот только не больно активен в своих действиях — руку не жмёт и побороть как медведь, от избытка чувств, не норовит. Ощущает он своим чувствительным нутром некую неправильность здесь происходящего. Вроде бы его друг и герой, но какой-то он не такой и всё тут не так. И поэтому что-то мешает ему принять формирующуюся на месте версию событий. Я внимательно смотрю на этот ходячий детектор лжи, но он отводит взгляд и чуть отступает назад. Что ж, минус
