Геном хищника. Книга пятая - Евгений Александрович Гарцевич
Меня отбросило, но дубинку из рук я не выпустил. Раздался ещё один хруст, и целый кусок черепушки отломился от головы, повиснув на серой чешуе. То ещё зрелище, конечно, но хотелось бы увидеть разлетевшиеся мозги. Но их почему-то не показали. Реально, похоже, там всё пустое!
«Челоящер» остался на ногах, но из боя всё-таки выпал. Покачивался, держась за голову, словно придерживал выпавший кусок для ускоренной регенерации. Действительно ли он кусок обратно запихнул, или просто прикрылся, чтобы не продуло, я уже не увидел. Картинку заслонили, и на меня обрушилась новая порция ударов. Встать не получалось, я лишь отползал, отмахиваясь дубинкой, через раз пробивая по нужному колену, и метал в мутантов всё то, что попадалось под свободную руку.
Обломки стрел и камни. Нет бы пулемёт там кто-нибудь обронил, но на этой стороне попадались только Крысоловы. Как мёртвые, так и живые, просто оцепеневшие от ауры страха. В метаниях по залу я и не заметил, что мы оказались практически на их стороне. Всего в нескольких метрах уже были укрепления, а там и баллиста показалась, причём заряженная.
Не могу назвать это прямо планом, но что-то придумалось. Я отбил очередной выпад, на «Спринте» откатываясь под удар второго. Прочувствовал, как броня на спине приняла удар и пропустила его через «Поглощение». Вскочил на ноги, уворачиваясь от когтистой вертушки, поймал ногу «челоящера» и, активировав усиленный удар браслета, рубанул локтем в коленный сустав мутанта. По фиг, что просто сустав выкручу наизнанку, бегать с таким он всё равно не сможет. Пробил с огромной силой, может, всё-таки и сломал что-то, но нога теперь выгнулась галочкой.
Я оттолкнул одноножку, по сути освобождая дорогу второму. Тот рванул на меня в прыжке, выставив вперёд когти. Одной лапой промазал, а вторую вонзил мне между браслетом и торквесом. Когти пробили кожу и спокойно прошли ещё сантиметров на пять вглубь. Но и я не просто так стоял, встретил его, подхватив за грудь, и на волне выброса силы, явно оскорблённого шакраса, крутанул его в сторону и толкнул на кончик стрелы, заряженной в баллисту. Ударил один раз, проткнув. И навалился, подключая все свои и шакрасовы резервы: «Спринт», «Бросок», «марафон» туда же до кучи. Я вдавил мутанта так, что из груди появился кончик стрелы. И потом ещё сильнее, когда окровавленная стрела уже у меня мимо уха проехала.
Но на этом я не остановился, отбил когти и сиганул через укрытие к самой баллисте. На ещё не до конца выплеснутом адреналине, крутанул баллисту, направляя её под потолок, и долбанул спусковой механизм.
— Да пошёл ты, — прорычал я вслед улетевшему монстру.
Кивнул застывшему рядом с баллистой Крысолову. Никогда у этой братии таких больших глаз не видел. Тут либо аура страха, либо первый запуск мутанта (пусть не в космос, но тоже неплохо — он так и не умер, ёрзал на стреле, застрявшей в потолке, но что-то мне подсказывает, что ловить его никто не будет). Хотя у Крысолова был ещё один повод пучить глаза. У него в каждой руке было по склянке с напалмом, а руки бесконтрольно тряслись так, что ещё пара миллиметров и будет бой посуды.
— Давай, помогу, — сказал я, аккуратно вынимая склянки. — А вот теперь раунд два…
Раненая левая рука двигалась плохо. Но лучше, чем вывернутая нога «челоящера». Я метнул в него склянку. Прямо в грудь, чтобы она точно разбилась, догнал её «пером». Синхронизировал время и расколол её ровно в тот момент, как она коснулась чешуи. Вспыхнул огромный факел, расплескав вокруг себя огненную лужу. Вспыхнул и прыгнул в мою сторону. Приземлился криво, рухнув за пределами горящей лужи, и пополз, вперёд, совершенно не собираясь умирать.
Чёртовы супермутанты, блин. Прокачаются геномами, а потом не пойми, на какой козе подъехать, чтобы на тот свет отправить. Одна надежда, что меня тоже не так уж просто теперь завалить. Я метнул в пламя ещё три дротика, и только после этого факел успокоился. Обмяк, но продолжил с треском гореть и чадить так, будто в нём даже не резина, а автомобильные покрышки под кожей.
Минус три, но остался ещё дырявый. Я быстро жахнул полпузырька «Зелёнки», выплеснув остальное на рану. Болит и жжётся, а края почернели. Похоже, там и яд был.
— Аркаша, статус. Только коротко, ясно и шёпотом, — прошептал я, медленно огибая колонну и возвращаясь к месту первой стычки.
«Проникающее ранение средней степени тяжести, — ответил ассистент. — Обнаружено наличие токсина. Активирован „Иммунитет“, действие токсина купировано. Полное восстановление и нейтрализация последствий в рамках общей регенерации, которая замедлена в связи с действием токсина».
Ни разу ни коротко, частично ясно, но хорошо хоть шёпотом. Но хоть с «иммунитетом» повезло. И с мутантом тоже — сам пришёл, крался за колонной, стараясь оставаться в тени баррикад «Искателей». Почувствовал, что его раскрыли, и с шипением бросился на меня. Ударил лапой сверху вниз, я уклонился и пробил кулаком ему совершенно в целую голову.
Капец, у него регенерация! Но быстро, не всегда качественно. Ещё один наскок с сабельным ударом когтями, я нагнулся, пропуская лапу над головой, и выпрямился уже с ударом в челюсть. «Крепкая кость» клацнула по не менее крепким зубам, но мутант слегка поплыл и замешкался. Ещё удар по свежей ране, снова треск. И уже тогда я перекинул склянку из левой руки в правую, и следующим ударом запихнул её прямо в дыру.
И рванул, как можно дальше ныряя за баррикады Крысоловов.
Вместо факела получился какой-то бенгальский огонь. Но как только он перестал чадить, и последний «челоящёр» рухнул на пол, сразу же пропала гнетущая аура страха.
Я настолько к ней привык, что даже удивился, насколько стало легче дышать. Я убедился, что ни первый, ни второй огонь не перекинется на баррикады с Крысоловами, и похромал к центру зала. Высунулся из-за колонны и оказался на условной линии недавнего противостояния Кристины и Цокора.
И, похоже, опоздал.
Цокор лежал на полу, и теперь уже он сжимал пальцами собственное горло, пытаясь сдержать кровь, текущую сквозь пальцы. А Кристина уже спешила по ступенькам наверх, а за ней карабкались несколько чудом выживших бойцов-сектантов. «Искатели» проиграли. Она проиграла. И теперь делала единственное, что ей
