Тень - Роман Феликсович Путилов
Дополнительную радость мне принесло то, что еще через три дня мне на рабочий стол в юридическом бюро Завода лег проект договора о ремонте нашими силами той самой злосчастной турбины, что мучилась периодическими вибрациями. И это было нашим шансом, просто великолепным шансом, так как последние пару лет сложилась такая система, что Заводу от энергосистемы доставались только самые грязные, тяжелые и невыгодные работы, типа обмуровки и футеровки парового котла, а тут большое, технически сложное, а значит дорогое задание. Честно говоря, молчать я не захотел, и роль неизвестного героя мне была чужда. Хотя я помнил детскую сказку про дудочку из тростника, которой какой-то там носитель государственной тайны категории «совершенно секретно», не в силах эту тайну не разглашать, нашёл на болоте стебель тростника и прошептал ему тайну по секрету, и что впоследствии из этого вышло. Я же не то, чтобы страдал словесным недержанием, просто от благодарного директора Завода можно было получить впоследствии много разных вкусностей. Оставалось только заставить генерального чувствовать себя благодарным.
В половине седьмого утра я стоял на пороге директорского кабинета, обмахиваясь, как веером, завизированными, двумя экземплярами договора на ремонт турбины.
— Ну, я свою часть работы сделал. — несколько развязно провозгласил я, осторожно ложа на край стола бумаги: — Теперь, надеюсь, вы свой шанс не про…про… не прокакаете?
— Ты свою работу считаешь сделанной, потому, что свою закорючку внизу поставил? — директор сегодня с утра был мрачен и к веселой шутке не склонен, поэтому я слегка убавил веселости.
— Да причем тут моя виза. — я положил на стол чек из алкомаркета на покупку злосчастной водки.
— И что? — генеральный внимательно посмотрел на бумажку, после чего брезгливо отодвинул ее обратно: — Хвастаешься, что водкой закупился? Куда столько? Свадьба намечается?
— Хвастаюсь. Водку купил. — с нажимом отрывисто бросал я фразы: — После чего отправил ее нашим конкурентам, а потом трансформатор загорелся. И теперь вам надо, раз Савушкина «ушли», аккуратненько Ремонтное предприятие на повороте обойти и оказаться в любимцах у Томского, чтобы после приватизации к нему под крыло попроситься…
— Ты что? Хочешь сказать? — я давно не видел генерального таким растерянным. Он попеременно тыкал пальцем то в чек, то в окно, где в километре от заводоуправления дымила одна из огромных, красно-белых труб ТЭЦ-дубль.
— Да ладно! Врешь ты все! — решил не поверить мне Григорий Андреевич, отмахиваясь от чека: — Белкин уже не первый раз на этом попадается, а ты мне начинаешь заливать…
— Я доказывать ничего не собираюсь, мне это не надо. Просто говорю — не упустите свой шанс, который второй раз не выпадет, сделайте ремонт турбины на самом высоком уровне. У нас единственная возможность заткнуть ремонтное предприятие энергосистемы за пояс и влезть к ним под крылышко…
— И зачем нам все это надо? Они же все заберут, ты сам говорил.
— Я говорил про шлакоблочный участок. Когда он начнет приносить прибыль, и то, только потому, что золоотвалы принадлежат энергосистеме. Если мы лишимся основного источника почти бесплатного сырья, то наши проекты можно будет смело забросить, смысла в них не будет. Поэтому, надо быстрее отсыпать площадку, дорогу, возводить коробки домов, пока кто-то из энергосистемы не понял, что это выгодно и нас не отогнал от кормушки. А с Заводом другая история. Вы его приватизируете, получите большую часть акций… И не надо так морщиться, Григорий Андреевич, я вас не осуждаю, каждый вертится, как может. Если нам потом удастся уговорить или убедить Томского, что ему выгодно присоединить Завод к энергосистеме, акции Завода, что вы к тому времени сконцентрируете у себя, просто так отобрать они не смогут. Скорее всего официально акции Завода вам обменяют на аналогичные акции энергосистемы, а там уже будет от вас зависеть, как их использовать наиболее выгодно.
— А что тут думать. Если я получу такой пакет акций, то у меня дивиденды будут каждый год… — генеральный директор откинулся на спинку кресла, мечтательно задрал лицо к потолку, очевидно прикидывая дивиденды…
— Да забудьте вы про дивиденды. — мне хотелось сплюнуть от досады: — Никаких дивидендов не будет. Может пару раз они их выплатят, когда надо будет показать, что иметь акции выгодно, перед выпуском дополнительных акций, к примеру. А так дивидендов не будет, даже не надейтесь.
— Это еще почему? — насторожился генеральный.
— Ну сами посудите, Григорий Андреевич — дивиденды платятся из прибыли. Правильно?
Дождавшись утвердительного кивка шефа, я продолжил:
— Налог на прибыль, если не ошибаюсь, тридцать процентов и даже больше. И кто, в здравом уме, будет просто так, добровольно, отдавать треть прибыли постороннему дяде, в данном случае, государству? Все будут показывать нулевую прибыль или убытки, выводя деньги через свои же фирмочки-прокладки, накручивая затраты. А если энергосистема не имеет прибыль, то, извините, товарищ акционер, какие вам дивиденды. Просто надо дождаться, когда энергосистему будут выкупать большие дяди из столицы, с настоящими деньгами, начнется скупка акций, а цены на них подскочат, тогда будет лучше все акции продать и купить себе что-то более стабильное, что будет всегда приносить прибыль.
— И что это? — осторожно спросил генеральный.
— А это я вам потом скажу, когда будет, о чем разговаривать, а пока все наши планы висят на тоненькой ниточке и могут в любой момент оборваться.
Май 1994 года.
В интересное время мы живем. Вроде бы вся страна лежит в руинах, денег ни у кого нет, предприятия не работают, в основном распродавая советское наследие. Все разговоры ведутся, в основном, о том, как все плохо и нет денег, даже на элементарные продукты. Но, в тоже время, из магазинов люди несут пакеты с заморскими деликатесами и бутылками всех цветов радуги, с самыми экзотичными напитками, кто-то что-то строит, в многочисленных коттеджных поселках появляются все новые и новые дворцы, да и на нашу стройку постоянно вливается тоненький ручеек живых денег. Правда, ручеек пока очень тонкий, поэтому мне, как участнику ТОО «Закатная слобода» пришлось распотрошить все свои заначки, чтобы моя доля в коммерческом обществе не была размыта. Так
