Двуглавый. Книга вторая - Михаил Иванович Казьмин
— Я вас, Виктор Михайлович, не первый день знаю, — усмехнулся Денневитц. — Раз вы о том заговорили, стало быть, свои на сей счёт соображения у вас уже имеются. Делитесь!
— Как я понимаю, действовал Яковлев на опережение, — соображения у меня, конечно, были, и как раз их я и начал выкладывать. Тоже, кстати, не совсем здешний оборот «на опережение», надо всё-таки за речью следить внимательнее. — Всё, что ему было необходимо, он, на мой взгляд, у Бакванского выкупил. Да, в будущем собранием Бакванского Яковлев мог воспользоваться, и ещё не раз, но… Но всё это время у Аркадия Кирилловича имелась возможность продать кому-то и сведения о хитром дельце, которого очень интересуют чужие грешки. Вот Яковлев и решил его опередить.
— Спорно, но вполне правдоподобно, — прокомментировал Денневитц. — А что тогда с генералом Гартенцвергом? Ведь и ничего от его превосходительства Яковлев не потребовал, и даже денег на наём налётчиков дал…
— На генерала, я думаю, у Яковлева были большие планы на будущее, — тут я, конечно, рисковал углубиться в нездоровое вангование, но основания для этого у меня, как я считал, имелись неубиваемые. — Что было против генерала Гартенцверга у Бакванского? Одно убийство и один человек, который что-то то ли знал об этом, то ли более-менее обоснованно подозревал. А теперь? Покушение на убийство пяти человек сразу и на устройство пожара в жилом доме, убийство двух чинов дворцовой полиции, тяжёлое ранение ещё одного, создание банды для совершения указанных преступлений, и ко всему этому человек, знающий всё доподлинно! Вот что, Карл Фёдорович, по-вашему, мог бы потребовать Яковлев от его превосходительства за сохранение в тайне такого?
— Да, Виктор Михайлович, потребовать тут можно было бы очень многое, — согласился Денневитц. — А вы молодец, заметили!
— Но мне тут куда более интересным представляется другое, — похвала от начальства, это, конечно, хорошо, однако я тут замахивался на большее.
— И что же? — Денневитц тоже заинтересовался.
— Мы знаем, что сведения о генерале Гартенцверге Яковлев у Бакванского не покупал, — напомнил я. — Тогда вопрос: а откуда он о них узнал? А узнал же, раз пришёл с этим к генералу!
— И ведь хороший вопрос, Виктор Михайлович! — обрадовался Денневитц не то успехам своего подчинённого, не то чему-то ещё, чего я не понимал. — Но это мы обязательно узнаем, есть тут и у меня кое-какие соображения…
Поскольку выступал я от имени тёзки, то благоразумно промолчал. Не в тех чинах дворянин Елисеев, чтобы прямо просить начальство делиться соображениями. Оставалось надеяться, что Карл Фёдорович расскажет о них сам. Но надворный советник поступил хитрее.
— Подумайте, Виктор Михайлович, может, сами догадаетесь? — с хитрой улыбкой предложил он.
Так, значит. Экзамен начальство изволило устроить. Ну тоже разумно, а то, понимаешь, разошёлся молодой не на шутку, надо проверить, что это с ним — внезапное озарение посетило или и правда умный. Ладно, тут не о начальстве надо думать, а о подкинутой им задачке… Долго, впрочем, думать не пришлось — решение лежало на поверхности.
— Думаю, Яковлев подкупил кого-то из людей Бакванского и тот поделился, — выложил я результат своих размышлений, но ограничиваться только им не стал. — Кстати, возможно, что и о других людях Яковлев узнавал именно так, но ему были нужны подтверждения, потому сведения о них он у Бакванского и покупал. А с генералом решил, что хватит и самого факта. Он же к его превосходительству не с шантажом пришёл, а вроде как с предложением помощи.
— Отлично, Виктор Михайлович, отлично! — обрадовался Денневитц. — Я и сам так полагаю. Все люди Бакванского сейчас у нас, вот мы у них и спросим. Только уже не сегодня.
Ну да, не сегодня. Завтра нам с Эммой ехать в госпиталь к Воронкову и Карл Фёдорович снова даёт тёзке возможность отдохнуть перед столь важным делом. Что ж, не грех такой начальственной заботой и воспользоваться…
С Воронковым в этот раз всё получилось проще. Дмитрий Антонович уже успел привыкнуть к заметному улучшению своего состояния, так что мешать нам с Эммой неуместным весельем не пытался и усыплять его нужды не было. Доктор Гольц, впечатлённый результатами нашей работы, доложил о положительной динамике в состоянии пациента и осторожно выразил надежду на самое скорое полное его выздоровление. Ну кому надежда, а кому и работа…
Занимались Воронковым мы уже по отработанной схеме, держа его руки с обеих сторон. Внутреннее зрение показывало, что пациент почти здоров, но по-быстрому посовещавшись, мы с Эммой решили завершить дело полноценным целительским сеансом, каковой и провели должным образом. Я для себя отметил, что наше с дамой мысленное общение остаётся для пациента незамеченным, хотя и ведётся через посредство его организма. Странно, конечно, но разбираться с этим будем когда-нибудь потом.
— Я бы, Филипп Андреевич, не только разрешила, но и рекомендовала больному ходить, — выдала Эмма. — Пора постепенно возвращать тело к нормальному состоянию. Но, разумеется, без чрезмерного усердия и под присмотром. А вам, — это она адресовала уже явно собиравшемуся встать Воронкову, — следует слушать Филиппа Андреевича и неукоснительно исполнять его указания. Смотрю, вы уже хотите своими ногами в палату вернуться? Это только если Филипп Андреевич позволит!
— Ну раз вы, Эмма Витольдовна, так полагаете… — доктор Гольц слегка порозовел. — Нет, больной, сейчас даже не думайте! Вот осмотрю вас как оно положено, тогда и видно будет!
Попрощавшись с Воронковым и доктором, мы покинули госпиталь с явным сознанием того, что больше сюда не вернёмся, по крайней мере, к этому пациенту. В этот раз от продолжения общения в комнате отдыха уклонилась Эмма и слегка растерянный дворянин Елисеев вернулся в Кремль.
Надворного советника Денневитца тёзка застал пребывающим явно не в лучшем настроении. В таком состоянии начальство зачастую пытается переложить свои трудности на подчинённых, это тёзка уже и сам понимал, без моих подсказок, так что на всякий случай насторожился.
— У нас опять мёртвый свидетель, — говорил Денневитц вроде даже спокойно и почти бесстрастно, но мы с тёзкой видели, что он, как бы это сказать помягче, сильно раздосадован. — Капитан Фисенко умер четыре дня назад. Есть заключение
