Золотая цепь - Клэр Кассандра

Джеймс был потрясен до глубины души.

– Но это же просто безумие. Интересоваться подобными вещами – значит подписать себе смертный приговор.

– Она не просто интересовалась. Она всю свою жизнь посвятила этому – собирала книги по некромантии, рыскала по Сумеречным базарам в поисках Рук Славы…

– Но люди из Анклава обыскивали Чизвик-хаус и не нашли никаких предметов, имеющих отношение к черной магии.

– Она держит все это в особняке в Идрисе.

– И ты до сих пор молчала? – воскликнул Джеймс.

– Ну как я могла говорить с тобой об этом? Ведь это означало бы сделать тебя своим сообщником. Когда речь заходит о тебе, она буквально лишается рассудка. С того момента, как она очнулась, она не перестает браниться и брызгать ядом. Она говорит, что теперь у Джесса не осталось ни малейшего шанса вернуться. Она говорит, что ты украл его последний вздох, когда выжил после битвы с мандихором.

– Что? – У Джеймса уже голова шла кругом от всего этого. – Как это возможно?

– Если бы я знала, я бы сказала тебе. Джеймс, она опасна, – говорила Грейс. – Она живет в собственном мире, построенном из нелепых мечтаний и лжи, и когда что-то или кто-то грозит разрушить эту ложь, она наносит удар. Ты помнишь механическое существо, которое стоит в галерее нашего дома в Идрисе?

– Да, но я не понимаю, каким образом…

– Много лет назад один маг наложил на него чары, – рассказывала Грейс. – Если она умрет, он оживет. Его цель – убивать Сумеречных охотников. А сейчас она убеждена в том, что Джесс никогда не вернется, и поэтому ей больше незачем жить. Она собирается сегодня ночью покончить с собой, и когда это произойдет, автомат начнет убивать. Он отправится в Аликанте…

У Джеймса гулко колотилось сердце.

– Я знаю, что он сделает, – прервал он ее. – Грейс, мы должны сообщить обо всем этом моим родителям.

– Нет! Никто не должен знать об этом, Джеймс. Если Конклав арестует мою мать, если они проведут обыск в Блэкторн-Мэноре, они поймут, насколько глубоко она погрязла в черной магии и некромантии, и меня сочтут ее сообщницей, а Джесс… – Она смолкла. Руки у нее дрожали, как крылья перепуганной насмерть бабочки. – Если мама узнает, что я выдала ее тайны, она свалит часть вины на меня, Джеймс. Меня заточат в Безмолвном городе.

– Вовсе не обязательно. Это вина Татьяны, а вовсе не твоя. Совершенно очевидно, что она безумна, а Конклав способен проявить милосердие к больному…

Грейс подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо. Глаза ее блестели, но он не мог бы сказать, что было тому причиной – слезы или твердая решимость.

– Джеймс, – сказала она. – Прости меня.

– Простить? – повторил он. – За что?

– Я с самого начала не хотела делать это, – ответила девушка. – Но она настаивала. И он настаивал тоже. Это должен быть ты, и никто иной. Мать сделала меня своим оружием для того, чтобы сокрушить все препятствия на своем пути. Но твоя кровь, его кровь – с этим не под силу тягаться даже мне. Я могу привязать тебя к себе только с помощью его уз.

В руке ее что-то блеснуло. Она поймала запястье Джеймса, он попытался выдернуть руку, но она держала его крепко. Он почувствовал прикосновение холодного металла, услышал щелчок замка, и металлический браслет сомкнулся у него на запястье. Руку его пронзила боль, как будто он прикоснулся к электрическому проводу.

Он отшатнулся от Грейс. Какие-то тени мелькали у него перед глазами. В последний миг перед тем, как мир изменился до неузнаваемости, он увидел Корделию – она стояла на некотором расстоянии от него на краю крыши Института. Когда Джеймс повернул голову, чтобы взглянуть ей в глаза, она закрыла лицо руками и отошла прочь. Ему теперь было не дотянуться до нее. Он увидел у нее за спиной луну, а может быть, это была вовсе не луна. В черном ночном небе бешено вращалось какое-то серебряное колесо, и это колесо сияло так ярко, что затмевало свет звезд.

В Лондоне весь день шел дождь, но в Идрисе даже перед закатом было тепло. Люси шагала рядом с дядей Джемом по дорожке, обсаженной тенистыми деревьями. Портал перенес их на лесную поляну, располагавшуюся неподалеку от границ Аликанте. При помощи Портала нельзя было попасть непосредственно в столицу, защищенную стенами и особыми магическими барьерами. Но Люси это было безразлично. Сегодня ей не нужно было в город.

Они свернули на тропу, ведущую к Нетленным Полям. Джем – несмотря на свои старания, она не могла заставить себя называть его Братом Захарией – отбросил с головы капюшон, и ветер шевелил его черные волосы. Несмотря на то, что щеки и лоб Джема были покрыты шрамами, Люси впервые за всю свою жизнь вдруг осознала, что у него молодое лицо – молодое, как у ее матери. И она подумала: какие чувства испытывает Уилл, глядя на себя в зеркало, отмечая следы прожитых лет и вспоминая Джема, который сохранил внешность юноши? А может быть, когда любишь, то не замечаешь подобных вещей? Ведь ее родители не обращали внимания на разницу между собой.

«Это здесь».

Джем указал на миниатюрный город из белых домиков. Это был некрополь Аликанте, здесь семьи Идриса хоронили своих умерших. Между склепами тянулись узкие дорожки, усыпанные белым щебнем. Люси всегда нравилось, как устроены склепы в Идрисе – они походили на маленькие домики с дверями, воротами, с покатыми крышами. В отличие от простых людей, Сумеречные охотники не украшали надгробные памятники статуями ангелов. Родовые имена были вырезаны на камне над дверями или выгравированы на металлических пластинах: Бельфлер, Картрайт, Кросскилл, Лавлэйс, Бриджсток. Люди, некогда враждовавшие между собой, теперь покоились рядом. Наконец, она нашла то, что искала – большой надгробный памятник под раскидистым деревом, с надписью: «Блэкторн».

Она остановилась и осмотрела склеп. Он ничем не отличался от других, если не считать орнамента из терновых веток, украшавшего основание. Имена умерших были выбиты на левой стенке, отчего склеп походил на памятник рядовым, погибшим на войне. Люси без труда нашла нужное ей имя – последнее. «Джесс Блэкторн 1879–1896».

Люси вспомнила, что встреча в лесу произошла спустя всего лишь год после его смерти. Он совсем недавно стал призраком. Но тогда ей показалось, что он намного старше ее, и она даже не подумала, что он и сам способен испытывать страх.

Все считали, что Джесс давно умер. Но никто не знал, какие страдания ему пришлось испытать с тех пор, какие жертвы он принес.

Она прикоснулась к медальону, висевшему у нее на шее, и повернулась к Джему.

– Извини, дядя, я хотела бы немного побыть одна.

Джем некоторое время стоял, «глядя» на нее сверху вниз, и она поняла, что ему все это не нравится. Естественно, было трудно судить о его чувствах по этому бесстрастному лицу с закрытыми глазами. Он не сразу согласился выполнить просьбу Люси проводить ее в Идрис, на кладбище, чтобы навестить склеп, и с подозрением отнесся к просьбе ничего не говорить родителям. Он сдался лишь после того, как она пригрозила найти для этой цели какого-нибудь мага.

Джем легко коснулся ее волос.

«Не думай слишком часто о смерти и не печалься об умерших. Твое имя означает «свет». Обратись к солнцу и забудь о ночи».

– Я все понимаю, дядя Джем, – сказала она. – Это ненадолго.

Он кивнул и скрылся среди теней, как это умели делать только Безмолвные Братья.

Люси снова взглянула на могилу. Она знала, что праха Джесса там нет, но все равно пребывание здесь почему-то утешало ее.

– Я никому не рассказала о том, что видела в Чизвик-хаусе, и никому не расскажу, – произнесла она вслух. – Я молчала не ради Грейс, не ради вашей матери. Только ради тебя. Я не думала, что ты окажешься таким верным другом мне, Джесс. Я не думала, что ты пожертвуешь собственной жизнью, чтобы спасти моего брата. Ты гневался на меня в тот день, и больше всего я сожалею о том, что не успела попросить у тебя прощения. Мне не следовало пользоваться своей силой, чтобы заставить тебя. Мне до сих пор трудно представить себе, что я обладаю какой-то силой, и даже теперь я не понимаю, в чем она заключается. – Она прикоснулась кончиками пальцев к его имени, высеченному на полированном мраморе. – И теперь, когда тебя нет со мной, я вряд ли когда-нибудь постигну это.