Предатель - Энтони Райан
Когда всё насилие вдруг кончилось, это случилось поразительно внезапно. Помню, как вытащил кончик меча из забрала рыцаря, почувствовал на лице жаркий поток крови, а потом понял, что мы с Утреном остались одни, и драться больше не с кем. Паэла снова громко заржал, поворачиваясь вокруг, а я немного пришёл в себя и понял, что на самом деле мы окружены. От массы врагов вокруг нас отделяло несколько ярдов. Землю усеивали павшие лошади и рыцари, и некоторые всё ещё подёргивались или молотили руками и ногами, тщетно пытаясь подняться, несмотря на ужасные раны. Битва по-прежнему бушевала где-то позади. Я предположил, что это кордвайнцы атакуют остановившуюся кавалерию с тыла. И всё же в этом маленьком уголке поля боя, всего на мгновение, воцарилась тишина.
Я втянул воздух в лёгкие, и напряжение от недавнего сражения вызвало острую боль от груди до ног. Я увидел, что Утрен получил порезы на боках, и пена на них окрасилась в бледно-красный цвет. Однако он об этом явно не тревожился, вскидывал голову и вызывающе фыркал. Многие рыцари вокруг нас вздрагивали от его жестов, а некоторые даже отступили. А ещё я увидел за поднятыми забралами несколько сердитых, полных ненависти лиц. У меня не было времени надеть шлем, и многие из них знали меня в лицо. Сочетание страха и отвращения вызвало у меня извращённый смех.
— Вы же клялись умереть за неё! — Насмехался я над ними, дёрнув мечом, чтобы забрызгать ближайшего кровью. — Вам бы сказать мне спасибо, чокнутые ебланы!
Тут они зашевелились, но не от гнева, а в ответ на выкрикнутую команду. Этот звук привлёк моё внимание к высокой фигуре в доспехах, ехавшей на лошади сквозь толпу. Коня на дыбах на его шлеме было ни с чем не перепутать, как и его резкий, наполненный ненавистью настойчивый голос.
— Пропустить! Предатель мой!
Герцог Вирулис Галмейн прибыл вершить правосудие от имени своей королевы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Просматривая различные рассказы о том, что произошло в тот день, я неоднократно поражался лени и откровенной нечестности, каковая проявляется во многих бездарных писаках, претендующих на звание учёных. Большинство из них с полной уверенностью и со ссылками на предполагаемых свидетелей рассказывают о впечатляющем вооружённом столкновении, случившимся между писарем и герцогом на этих кровавых утёсах. Каждый удар и контрудар описывается с разной степенью абсурдности. Некоторые утверждают, будто бы я, сравнив размеры наших скакунов, благородно настоял на том, чтобы сражаться с Вирулисом пешим, дабы не получить слишком большого преимущества. Другие будут доказывать, что я сразил его одним ударом. И то и другое утверждение нелепы. Я бы с радостью посмотрел, как Утрен топчет этого назойливого фанатика. Кроме того, каким бы опытным я ни был, но сомневаюсь, что одного удара моего меча хватило бы, чтобы свалить этого ублюдка. Нет, дорогой читатель, хотя мне и больно разочаровывать любое неоправданное ожидание, очевидным фактом является то, что мы с герцогом Вирулисом вообще не сражались в тот день. Хотя мне бы очень хотелось.
Я действительно напрягся, пока Вирулис ехал сквозь толпу, а Утрен энергично ёрзал подо мной. Но прежде чем он успел приблизиться на расстояние удара меча, позади него раздался сильный шум. Я уже слышал раньше этот характерный перекрывающийся хор сталкивающейся плоти и лязга металла, который означал, что Рианвельский тыл подвергся атаке кавалерии.
Вокруг нас ранее нерешительная масса рыцарей беспорядочно рассыпалась, пытаясь развернуть своих скакунов. В суматохе я потерял Вирулиса из виду. Несколько его знаменосцев попытались претендовать на честь уничтожить Писаря-Предателя, а один даже напал на меня с поднятым топором, но Утрен рванулся вперёд и отбросил противника в сторону. И снова моё сознание потерялось в водовороте битвы, а мир превратился в залитый красным кошмар с вопящими яростными лицами и рубящими клинками.
В чувство меня привела боль от пореза на лбу, и к этому времени число врагов вокруг меня значительно сократилось. Под копытами Утрена хрустнули кости, когда он добил спешившегося рыцаря. Лезвие моего меча стало красным от рукояти до кончика, а рука онемела от напряжения. Звук, похожий на звон колокола, привлёк мой взгляд к сэру Элберту Болдри, вонзавшему свой меч в шлем и голову рианвельца в дюжине шагов от меня. Судя по трупам позади него, стало ясно, что Королевский защитник проложил впечатляюще смертоносный путь, пробираясь ко мне. За его спиной драка продолжалась: плотная группа всадников металась в ярости, которая должна была разжечь боевую жажду Утрена. Однако, прежде чем паэла снова бросился в атаку, борьба утихла, рианвельцы остановились посреди боя, как будто в ответ на какой-то сигнал. Что бы это ни было, оно явно истощило последние запасы их мужества, поскольку все они бросились бежать.
Утрен немедленно помчался в погоню, не обращая внимания на пару десятков кровоточащих ран на боках. Когда мы приблизились к месту прерванного боя, причина бегства наших врагов стала ясна. Герцогское знамя Рианвеля лежало на земле, разорванное и забрызганное грязью и кровью. Рядом лежал сам герцог, пронзённый насквозь сломанным копьём в живот. Моё мрачное удовлетворение от этого зрелища быстро сменилось полным ужасом, когда я увидел тело, лежавшее рядом с павшим герцогом.
Поскольку Утрен всё ещё намеревался продолжать резню, мне пришлось покинуть его спину — я жёстко приземлился на бок, но почти не почувствовал этого. С трудом поднявшись на ноги, я заковылял по красным лужам к упавшей фигуре. Рука Вирулиса лежала у него на груди. Я оттолкнул её, обнаружив, что нагрудник под ней залит кровью.
— Ублюдок… попал мне в подмышку, — ухмыльнулся Уилхем, демонстрируя красные зубы. — Воткнул копьё… насквозь… и всё равно… он не помер…
Раздался пронзительный, панический голос, зовущий лекаря, и в этом голосе я узнал свой,
