Стажировка богини. Дилогия (СИ) - Милисса Романец
— Не забывай, что моя судьба известна Верховным богам Небес. Лучше мне пока что ничего не знать о твоих планах, — Альфэй приложила палец к губам Сибилла, когда он собрался сказать что-то ещё. — Я доверюсь тебе, и будь что будет.
Взгляд Сибилла вспыхнул особенным светом его силы: потусторонним, неистовым, неумолимым. Но главное, что прочитала в нём Альфэй, это всепоглощающую любовь.
— Верховные боги в любом случае прочтут всё в книге судеб, от твоего знания или незнания своей судьбы ничего не изменится, — Сибилл покачал головой и, перехватив её руку у рта, поцеловал кончики пальцев.
Такое простое касание губ, от которого Альфэй ощутила себя самой любимой и счастливой женщиной на свете.
Часть 6
Глава 2. Вожделенная богиня
На выходе из Золотого павильона Альфэй словно специально поджидала иллюзорная злодейская компания Ежана. Но соученики лишь проводили их с Сибиллом взглядами.
Из-за занятости Сибилла Альфэй не могла совсем избежать общества Ежана, с которым в иллюзии они поменялись местами. Это он стал главным всезнайкой и занудой, который стремился ответить на любой вопрос наставников. Поглядывал на неё свысока и всячески подчёркивал свой ум. Со стороны такое поведение действительно выглядело раздражающим и смешным.
Альфэй не хотелось больше воевать или соперничать с Ежаном, в этом для неё не осталось никакого смысла. Она ходила в Золотой павильон вместе с Сибиллом и посещала только его занятия. Оставаясь в одиночестве лишь по окончании занятий, когда его обступали соученики, желающие что-то уточнить.
— Ты притихла… Неужели наставник по ночам отнимает у тебя все силы? Так поищи себе любовника, который будет делиться силой, а не отнимать её, — приторно ядовито вклинилась в её уединение иллюзорная Сяои.
В лёгких словно закончился воздух. Альфэй силилась вдохнуть и не могла. Ощущая себя вытянутой на берег рыбиной.
Боги отлично могли какое-то время обходиться без воздуха. Вернее, получать его не только с помощью дыхания, творя «магию» внутри своего тела и снаружи одним своим существованием. Альфэй ощущала удушье от потрясения, по дурацкой смертной привычке тело так реагировало на шок из-за появления рядом Сяои.
— Мне нужно на воздух, — прохрипела Альфэй, не глядя в сторону Сяои, и буквально сбежала на улицу.
— Хочешь, создам копии, которые заменят нас в иллюзии? Не обязательно заставлять себя… — тут же нагнал её Сибилл.
В душе шевельнулись сомнения. Альфэй безумно хотела самоустраниться из последней иллюзии. И в то же время какая-то её часть мазохистски нашёптывала, что это будет трусостью, что теперь она заодно с Сибиллом и не имеет права избегать того, что происходит в иллюзии, что нечестно оставлять Ежана одного в его последние мгновенья… Где-то глубоко в душе она почему-то считала, что должна понести наказание и страдать из-за того, что случилось с Ежаном, Сяои и остальными, что не имеет права жалеть себя или давать поблажки и послабления.
Сибилл шёл рядом и всё ещё ждал от неё ответа. Вот уж кто не терзался сомнениями и сожалениями, он точно знал, что делает — наказывает провинившихся преступников. Казалось, ничто не может смягчить его сердце или заставить колебаться.
— Создавай, — выдохнула Альфэй. — Может, это и трусость, но… Я не хочу участвовать во всём этом.
Ей было трудно принять происходящее в Лабиринте кошмаров — чужие мучения. Она проще воспринимала несправедливость, нападки и даже насилие, направленные на неё саму, словно такое поведение по отношению к ней было в порядке вещей. Она уже простила Ежана и остальных, но не могла простить себя за то, что стала невольной соучастницей Сибилла. Словно другие были достойны её прощения, жалости, участия, но только не она сама.
Отныне она больше не хотела задвигать собственные потребности и нужды на задний план. В конце концов, они с Сибиллом, скорее всего, ненамного переживут Ежана, чтобы упускать последние мгновения, отравляя их стыдом, виной и сожалениями.
Альфэй позволила себе сбежать от проблем, и Сибилл лишь молча кивнул, принимая её решение.
Иллюзия истаяла. Сибилл не стал даже заморачиваться «укладыванием в постельку», переключаясь на воспоминания Ежана.
* * *
На Чжицзяна редко обращает внимание мать. Даже от вечно занятого отца и старших братьев он видит больше внимания. Своеобразного, вроде приглашения вместе выпить или сходить в весёлый квартал, но они его хотя бы замечают.
А мама пребывает в своих фантазиях о другом мужчине, не отце. Она всего лишь наложница, но её не тяготит статус. Мама упивается своей горько-сладкой любовью и ничего не хочет знать о сыне нелюбимого мужчины.
В детстве Чжицзян ещё пробует заслужить любовь матери, но отчего-то может расположить к себе любую женщину, кроме самой важной и нужной. С возрастом бросает это бесполезное занятие, когда понимает, что кутить и веселиться со старшими братьями и отцом в разы интереснее.
Чжицзян — четвёртый сын, ему не светит получить от отца в наследство хоть что-то. Но он очень скоро понимает, что пока в мире существуют женщины — он не пропадёт.
Бабуля Хун — мать отца всегда привечает Чжицзяна: кормит сладостями, защищает от пустых нападок наложниц и жены отца и рассказывает о былом величии клана Ван, хотя такие россказни больше нравятся Сюин. Бабуле уже за сотню, и для двадцатипятилетнего Чжицзяна она — стара как мир.
И пусть вне дома заправляет мужчина, да хоть всем миром правит! Он главный везде, кроме собственного дома. В поместье Ван у каждой наложницы свой павильон и прилегающая к нему территория. Больше всего территория и влияние у жены отца, распространяясь на всё поместье, и лишь к наложницам та старается не соваться лишний раз. Как на улицах города каждая банда отморозков держит свой «район», так и глубокоуважаемые дамы его семейства строго соблюдают неприкосновенность своей территории. За то, что шатаешься где вздумается, жена отца может высечь или оставить без еды, за прогулку по территории наложниц достаётся меньше.
Бабуля Хун спасает Чжицзяна ото всех прочих женщин семейства, и он почти спокойно может передвигаться по территории поместья Ван. Так Чжицзян понимает, что с женщинами должна справляться другая женщина. А с мужчинами он и сам способен договориться.
Старшие братья знакомят Чжицзяна с миром плотских утех. Только у него нет денег на жеманных красоток из весёлого квартала, каждую из которых хочется хотя бы чмокнуть в щёчку.
Зато женщины постарше сами зовут его к себе в отсутствие мужей. Его называют молодым господином-заклинателем, дарующим вторую весну. И хоть он совсем