Война в раю - Стивен Рэй Лоухед

Клянусь, моей первой мыслью стало воспоминание об ударе о камень — наверное, все последующее стало последствием удара головой. Шишка-то вон какая здоровенная! Немудрено, что я потерял ориентацию в темноте, развернулся и вылез наружу. Деревья, склон холма, вечернее небо — все было, как прежде.

Не получилось. И теперь метафизические головорезы схватят меня и потащат на растерзание. Невольно я поднял голову и осмотрелся. Поблизости никого не было. При определенной удаче я еще могу уйти. Пришлось встать. Меня шатнуло, и я попытался облокотиться на стену, чтобы не упасть.

Именно тут я испытал самое большое потрясение. Пирамида исчезла. На ее месте расположился большой холм, поросший травой и увенчанный единственным камнем. Низкий, выложенный по краям камнями вход в курган зиял темнотой. Нечего и думать, что я мог пролезть через эту мышиную нору. Однако другого пути не было.

Я повернулся и еще раз оглядел пейзаж. Тут же обнаружились дальнейшие несоответствия. Снег исчез. И деревья, хотя и похожие на те, что окружали пирамиду, все-таки были другими: толще, выше, изящнее. Все выглядело слегка другим. Даже небо каким-то образом стало ярче, хотя пора бы наступить сумеркам. Или я смотрел на восход солнца? Действительность заставила меня признать, что я каким-то образом перешел из одного мира в другой.

О, Боже, и что теперь?

Я сел на землю и подтянул колени к груди. А потом принялся раскачиваться с закрытыми глазами, надеясь, что когда я снова их открою, пирамида окажется на месте и у меня появится возможность вернуться.

Голова болела. Горло горело. Я чувствовал себя несчастным, потерянным и совершенно одиноким. И пока я сидел и предавался скорби по утраченному, мне пришло в голову, что на склоне холма стало очень тихо. Не просто тихо; звуков здесь и так было немного, но теперь тишина стала какой-то удивительно спокойной и мирной. Мои страдания постепенно растворялись в этой тишине. В том мире, который я оставил, ничего подобного мне испытать не пришлось.

Я вдруг понял, что здесь нет ничего искусственного; никаких самолетов, поездов и автомобилей; моторов, двигателей; фабрик, заводов, офисов, телефонов, радио, телевизоров, никаких спутников, ракет или космических кораблей; вообще никакой техники.

Я никогда не знал такого совершенного мира. За всю жизнь у меня не было ни минуты такого безупречного спокойствия. До этого момента каждая секунда каждого дня была окружена шумовым фоном.

Даже во сне я всегда ощущал где-то поблизости безжалостное гудение двигателей, тиканье часов, шум колес на улице, отдаленный вой сирены, гудение вентилятора. Несколько лет назад я путешествовал по Скалистым горам на юге Колорадо и, даже стоя на склоне горы в этой глухой пустынной местности, я слышал в небе реактивные самолеты.

Но здесь, в этом месте, в этом другом мире, не существовало ни малейшего фонового шума, так громко возвещавшего об усилиях человечества. Я тонул в нежном покое.

Именно это показалось мне самым чудесным, самым невероятным. Я просто не мог поверить, что в мире может быть так тихо и мирно. Тишина не поддавалась описанию.

А вдруг я оглох? Вполне возможно, после того как приложился головой к каменному своду. Я прислушался… Нет, к счастью, я не оглох. Легкий ветерок шелестел среди ветвей, и где-то неподалеку пела птица.

Я начал неуверенно спускаться с холма. Воздух хоть и прохладный, не вызывал ощущение холода. Я вошел в лес, ступая по молодой зеленой траве, как по бесконечному ковру. Роса поблескивала на травинках россыпью изумрудов. Похоже, здесь наступила весна, поскольку деревья оставались пока безлистыми. На ближайших ветках набухали почки; скоро из них проклюнутся листья.

У подножия холма я имел неосторожность взглянуть на солнце и чуть не упал — настолько оно было ярким. На глаза навернулись слезы. Прошло некоторое время, прежде чем я снова смог нормально видеть, но и тогда приходилось время от времени прикрывать глаза рукой или просто останавливаться и закрывать их, чтобы как-то притерпеться к слишком яркому свету.

При ясном свете дня я оглядел землю и застыл в изумлении: трава буквально блестела, настолько неожиданно ярко-зеленой она оказалась. Да нет, ее даже зеленой нельзя было назвать — слишком легкое слово для обозначения ее цвета! Вокруг разливалось мерцающее сияние. От чистоты оттенка дух захватывало.

И небо здесь было другим — ярче, чище и прозрачнее, чем знакомое мне. Переливы его цветов больше походили на сияние драгоценных камней. Я долго стоял, просто глядя на эту потрясающую лазурь.

Вообще все, что я видел, представало глазам ярче и чище, чем в оставленном мной мире. Здесь все выглядело новым, безупречным по форме и четко очерченным.

У подножия холма нашелся ручей. Я опустился на колени, окунул руки в ледяную воду и поднес к губам сложенные ладони. Вода была живой на вкус! — чистой, доброй и животворящей. Этот эликсир хотелось пить и пить, и я бы так и сделал, но у меня заломило пальцы от холода.

Я встал, вытер рукавом подбородок и огляделся. Лощину окружали пологие холмы. «Мой холм» с камнем на вершине был лишь одним из многих. Нет, этот новый блестящий мир необходимо исследовать! Нечего зря терять время.

Я пошел по берегу вдоль ручья. Не знаю почему, но мне показалось, что это разумный поступок. Возможно, он куда-то приведет, например, в деревню. А есть ли в Потустороннем мире вообще деревни? Я не знал. Я ничего не знал. Меньше, чем ничего.

Другой мир! Каждые несколько секунд я вспоминал, где нахожусь, и осознание этого молнией пронзало меня, заставляя вздрагивать. Возможно ли такое? Как это могло произойти? Я вновь и вновь задавал себе этот вопрос. Кто может в такое поверить? Я бы назвал мое состояние заторможенным изумлением. Очевидная невозможность моего положения заставляла меня метаться от одного чуда к другому, потрясала, словно явленное откровение.

Воистину, это был Рай! Девственное творение, свежее и неиспорченное; беспорочный мир, чистый и не знакомый с ненасытной жаждой человечества к разрушению. Рай! Мне хотелось прокричать это слово с вершины очередного холма. Вся прежняя жизнь не подготовила меня к этой встрече, к этой ослепительной гармонии красоты и покоя, к этому сиянию сотворенного великолепия. Чудо волной нахлынуло на меня, заставляя захлебываться. Рай!

Вот в таком состоянии я и шел берегом ручья. В голове у меня сам собой составлялся своеобразный каталог здешних чудес. Я сравнивал его с тем, что знал о Потустороннем мире