Бюро «Канун», или Ужасы Ивота - Николай Ободников

— Мать твою, твою мать!.. — Лунослав взглянул на демонический текст Черномикона и прочитал: — «Истлевают кости, иссыхает время — на блюде древнем переправа к смерти корчится! О Бессодержательный! Растерзай дланью бездны пуповину миров и осуши эту жажду посмертную!»

Воздух вокруг рычащего автобуса покраснел, и возникли богохульные пентаграммы, ведущие в иное измерение. Из них выскользнули омерзительные щупальца. Они оплели адский автобус, и металл про́клятой машины пошел черными трещинами. Однако могилка всё еще проседала, а колесо опускалось всё ниже…

— Ядрен батон!.. Ускорь… рэп!.. — прохрипел Булат и вынужденно встал на колени.

Лунослав затараторил, немыслимо быстро повторяя раз за разом текст из Черномикона. Щупальца подняли адский автобус в воздух, и Булат наконец прекратил изображать атланта в «косухе». А затем кошмарный транспорт смяло, разорвало и втянуло в пентаграммы. После этого порезы на плоти мироздания затянулись.

Булат взглянул на свои трясущиеся руки:

— Прям как у алкоголика со стажем!..

— Как у неврастеника со стажем! — похвастался Лунослав дергающимся глазом.

Они развалились в могилке и нервно хохотнули.

— Ну что, шаман-брат, как выбираться будем? — зевнул Булат.

— А подожди, сейчас какой-нибудь автобус подойдет, — безмятежно ответил Лунослав.

Они снова нервно-паралитически засмеялись. И тут одинокий фонарь над их головами погас. Молодые люди на миг оказались в полнейшей темноте. А затем свет вернулся; но уже настоящий — дневной. Лунослав и Булат удивленно обнаружили себя в лесу — на груде дурнопахнущих мертвецов. Это были все те, кого похитил адский автобус. Жертв насчитывалось около сорока, и все они были седыми, а на их лицах навеки застыл ужас.

Лунослав, исчерпавший за эту ночь свой месячный запас страха, просто скатился по телам на животе. И он, кстати, уже не был седым.

— Мы же сообщим о… находке? — спросил Лунослав.

— Если только анонимно, — ответил Булат, спрыгивая за ним следом. — Да хрен с тем, как мы сообщим! Пошли лучше людей искать. Может, еще и ягодок каких соберем. Жрать охота!

— Я бы предпочел пару велосипедов…

— И лукошко?

— Господи, Булат, и лукошко!

— Тогда погнали!

И они отправились в путь, разыскивая ягоды и дорогу к цивилизации…

Поворот не туда — он может быть метафизическим и буквальным. В любом из этих случаев вас ожидают неприятности. Но они настигнут вас и при еще одном условии: если вы сядете не туда. Ну и конечно, вы поймаете двух сомнительных зайцев разом, если после того, как вы сядете не туда, с вами еще и повернут не туда. Поэтому всегда стоит следить за тем, куда вы садитесь, — будь то чья-либо машина или просто стул. Ведь даже стул может оказаться — электрическим…

Глава 12

Перед нами делянка лесорубов-браконьеров, находящаяся в тринадцати километрах от Старого Ивота. Вагончик, бензопилы, топоры, самогон — всё как положено. А вот и сами лесорубы, условно популярные в лесных кругах. Это кривоногий Болеруха, шелушащийся Сушеный и вечно чихающий Холерий. Фамилии и имена для них — просто гул в бутылке. Они сыто отдувались после обильного ужина и резались в картишки возле костерка. Завтра их ожидали последние часы трехдневной смены.

Итак, участок незаконной вырубки, вечерело… и хмелело…

— А вот это — на погоны! — радостно проорал Болеруха и кинул две последние карты.

— Да задолбали вы уже, поганцы этакие! — скривился Холерий. — Последний раз я в этой смене кукарекаю!

— Давай-давай! Дери глотку, Холерка! — хохотнул Сушеный.

Позади них щелкнула ветка и раздался чарующий голосок:

— Я бы тоже не против… подрать свою глотку.

Лесорубы испуганно обернулись. Возле сложенных вигвамом топоров стояла прекрасная незнакомка. Она была боса, пышногруда, стройна и чертовски сексуальна в своей белоснежной тунике, подпоясанной алой ленточкой. При взгляде на нее вспоминалось сказочное «уста сахарные, брови соболиные»… Лесорубам сразу же нестерпимо захотелось избить себя ее грудями, а в ее ложбинку между ног — зарыться с носом.

— А кто это у нас тут такая одинокая, а? — ухмыльнулся Холерий и воровато огляделся.

— Не только одинокая, но и озябшая, — томно сообщила незнакомка.

— О, еще и озябшая! — кивнул мужикам Сушеный. — Звать-то тебя как, мерзлявая?

— Зовите меня — Аделаида, — мелодично ответила незнакомка и смешно сморщила чудесный носик.

— А что ты там про «подрать глотку» говорила? — встрял прямолинейный Болеруха. — Почавкать, что ли, чего хотела?

— Отчего ж не почавкать, если предлагают? — обворожительно улыбнулась Аделаида. — Вы ведь предлагаете, м-м?

Повисло возбужденное молчание.

— Чур, я первый! — быстро сказал Сушеный.

— Да вы уже задолбали со своими «чур я — то, чур я — сё»! — возмутился Холерий. — Говорю же, надо график составлять!

— Чур, второй! — вскинул руку Болеруха.

— У-у, гады! — сплюнул Холерий. — Хрен с вами, други, буду третьим! Слышь, Аделаида, а ты только… ну-у… только по чавканью?

Та оголила соблазнительные бедра:

— А вы как думаете, лесорубики?

Мужчины выпучили глаза. В горле у них сразу же пересохло.

— Ну всё, я пошел! — вскочил Сушеный, едва не опрокинув котелок с остатками перловой каши.

Аделаида подала ему нежную руку, и покрасневший лесоруб повел девушку в вагончик. За загадочной Аделаидой потянулся след из листьев и слизи… Да, этой ночью лесорубы по полной угостились «клубничкой» — неоднократно и с фантазией. Но вот наступило утро. И что же оно принесло трем мужчинам? Сейчас узнаем…

Болеруха выскользнул из вагончика и покосолапил к кустикам, чтобы справить утреннюю нужду. Он подумал об Аделаиде, что на рассвете покинула их, и его переполнило чувство прекрасно выполненного мужского долга. Затем он расстегнул ширинку — и истошно заорал, едва не справив вместо одной нужды — сразу две.

— Болеруха, ты чего раскричался? — выскочил из вагончика заспанный Холерий. Он чихнул. — В капкан, что ли, попал?

— В-вот!.. — в ужасе произнес Болеруха.

Наружу выглянул Сушеный:

— Что «вот»?!

— Да вот же! Вот! — истерично взвыл Болеруха и со спущенными штанами обернулся к мужикам.

Сушеный и Холерий с выпученными глазами подбежали к товарищу. У Болерухи вместо яичек было пустое прилизанное место, которое, как ни странно, так и хотелось… погладить.

— Охренеть!.. А яйца где?! — схватился за голову Сушеный.

— А я-то откуда знаю?! — проорал Болеруха. — Стал ссать, смотрю — нет! — И он разревелся белугой: — Как же… как же я теперь без своих «оборотней» буду, а?!

— А они раньше-то были? — засомневался Холерий. — А то я как-то не приглядывался к такой мелочи.

— Ща как врежу! — гаркнул Болеруха. — Конечно, они были! У меня ж дети есть, дубина!

— Ну а я-то что? — обиделся Холерий. — Вдруг они не от тебя!

— Да умолкни ты уже! — осадил его Сушеный. — Может, всё это