Золотая цепь - Клэр Кассандра

– Есть одна вещь, – сказала Грейс. – Моя родная мать носила на руке серебряный браслет. Матушка говорит, что это очень ценное украшение; она держит браслет в шкатулке, в своем кабинете. Она говорит, что позволит мне носить его, когда я стану старше, но я прошу ее об этом каждый год, и каждый год оказывается, что я еще недостаточно взрослая.

– А разве ты сама не можешь достать его из шкатулки?

– Она заперта на надежный замок, – объяснила Грейс. – Моя мать обожает замки. В доме у нас полно ящиков, буфетов, шкатулок, которые не открываются без ключа… Не думаю, что мама помнит, какой ключ к какому замку подходит. Их очень много, и тех, и других. – Выражение ее лица слегка изменилось. – Но довольно говорить об этих грустных вещах. Я слышала от матушки, что в августе к вам собирается в гости семья Карстерсов. Наверное, когда они приедут, ты будешь развлекать их целые дни напролет.

– Вряд ли, – возразил Джеймс, – скорее всего, Корделия будет общаться преимущественно с Люси – в будущем им предстоит стать парабатай. С другой стороны, у Люси есть важное занятие, она пишет книгу… так что, возможно, мне, как гостеприимному хозяину, действительно придется какое-то время проводить с Корделией. Я хочу сказать – если ей этого захочется. Конечно, если ей понравится проводить со мной время каждый день, я буду совершенно не против…

Он смолк, сообразив, что совсем запутался. Грейс, однако, не подала виду, что ее задели слова Джеймса.

– Извини меня, пожалуйста, – пробормотал он. – Я не имел в виду ничего…

Грейс негромко рассмеялась.

– Перестань! Я знаю, что ты не хотел меня обидеть, Джеймс. Просто ты влюблен в Корделию, вот и все.

Джеймс испугался.

– Она мне нравится, и только. Мы просто друзья, как ты и я.

– Правда? – улыбнулась Грейс. – А если она приедет сюда, в Идрис, скажет тебе, что встретила самого лучшего на свете юношу, что у них завязался бурный роман, и что они теперь жених и невеста? Ты просто поздравишь ее, как поздравил бы любого из своих друзей?

– Я сказал бы ей, что она еще слишком молода для замужества, – хрипло проговорил Джеймс. Но на самом деле в этот миг он обнаружил странную вещь: при мысли о том, что Корделия выйдет за другого, у него буквально останавливалось сердце. Он вдруг осознал, что в его смутных картинах будущего всегда так или иначе присутствовала Корделия, спокойная, уверенная, ласковая, словно теплый свет, разгоняющий тьму и страхи. И его охватило непонятное смятение.

– Жестокий Принц Джеймс вошел в комнату; плащ развевался у него за спиной, и его ужасные, ужасные усы топорщились от гнева, – читала Люси в тот момент, когда Джеймс появился на пороге.

– А это обязательно, дважды повторять слово «ужасный»? – осведомился Джеймс.

– Он потребовал горячего питья. В глотке у него пересохло оттого, что он целыми днями раздавал свои злобные приказания. Чай, думал он, да, чай – и месть.

– Схожу-ка я поставлю чайник, – вздохнул Джеймс.

– Какая у нас с тобой странная дружба, – произнесла Грейс. Они двигались вдоль стены Блэкторн-Мэнора; Джеймс обрезал колючие плети, которые скрывали высокую каменную ограду, а Грейс, находившаяся по другую сторону стены, медленно шагала вслед за ним. Время от времени, когда Джеймсу попадались полуразрушенные участки стены, он видел лицо подруги. – Как жаль, что ты не можешь превратиться в тень и присоединиться ко мне здесь, в саду.

Джеймс прекратил щелкать ножницами.

– Я об этом как-то не подумал.

«Может быть, у меня и получится». Он положил ножницы на траву и взглянул на свои руки. Он не знал, с чего начать, и постарался сосредоточиться на пустоте, на сером призрачном царстве. Затем вздрогнул всем телом и шагнул сквозь стену.

Через несколько мгновений Джеймс пришел в себя. Он по-прежнему был тенью, хотя находился в мире живых; он стоял в саду Блэкторн-Мэнора, среди зарослей высокой сорной травы, а Грейс пристально смотрела на него.

«Ты можешь вернуться обратно?» – произнесла она одними губами, а может быть, и вслух, и Джеймс с огромным трудом, но все же вернулся. Снова очутившись в своем физическом теле, он начал непроизвольно сжимать и разжимать кулаки.

– Это было удивительно, – воскликнула Грейс. – Наверное, попрактиковавшись какое-то время, ты сможешь привыкнуть к этому ощущению.

«Возможно».

– Как ты считаешь, может, мне стоило выйти через ворота?

Грейс рассмеялась. Когда они прощались, она протянула руку сквозь решетку и прикоснулась к пальцам юноши.

– Подожди, Джеймс. Я подумала вот что. Если однажды ночью ты не сможешь заснуть и обнаружишь, что очутился в мире теней… Может быть, ты сумеешь прийти сюда, просочиться сквозь дверь и войти в дом, в мамин кабинет… Может быть, у тебя получится просунуть руку сквозь запертую крышку шкатулки, и ты достанешь мой браслет.

Джеймс ощутил прилив нежности к Грейс. Он боялся, что его превращение в тень испугает ее, приведет в ужас, но нет. Она не только приняла его со всеми странностями и происхождением от демона; она предоставила ему возможность обратить свои способности ей на пользу. Почему-то Джеймсу казалось, что теперь он в долгу перед Грейс, хотя он не мог бы объяснить, почему.

– У меня получится. Я сделаю это.

– Если выйдет, оставь мне знак, – попросила Грейс, – и следующей ночью мы встретимся в лесу. Если достанешь браслет, ты будешь настоящим другом.

– Достану, – произнес Джеймс. – Обещаю тебе.

6. Темный дом

Как в ночи, в дому темно, И не светится окно, И, как ранее, теперь, Не заскрипит на петлях дверь. Ставни, двери поскорей Закройте, а иначе мы Всю пустоту узрим из тьмы Этих окон и дверей. Уходите: здесь потом Не слышать нам веселых нот; Из земли построен дом: Он вновь на землю упадет. Альфред Теннисон «Покинутый дом»[17]

– Они не могут жить в этом доме, – прошептала Люси в ужасе и изумлении.

Как-то раз мать рассказывала ей о Чизвик-хаусе. О том, каким был этот дом много лет назад, когда Тесса появилась на балу в облике Джессамины. Кстати, когда разговор касался того бала, родители сразу начинали бросать друг на друга недвусмысленные страстные взгляды. Люси находила это очень неприличным.

Дядя Габриэль тоже описывал этот дом, но его история была гораздо интереснее и пристойнее. Он рассказывал о том, как он сам, тетя Сесили, дядя Джем, родители Люси и дядя Гидеон уничтожили злобного Бенедикта Лайтвуда, который превратился в демонического червя и ползал по саду вокруг дома, пожирая слуг. В этой истории было много крови и приключений, и еще было совершенно очевидно – по крайней мере, так считала Люси, – что сад в те времена был прекрасен. Сам особняк тоже был прекрасен прежде, до жуткого происшествия: его белые стены выделялись на фоне ярко-зеленых газонов, тянувшихся до самого берега Темзы; великолепные беседки и искусственные древнегреческие руины, казалось, парили над землей. Люси слышала об итальянских садах, о балконах, залитых лунным светом, о высоких, величественных колоннах, о копии знаменитой Венеры Медицейской из галереи Уффици во Флоренции, о живописной аллее, обсаженной кедрами, которая вела к парадному крыльцу…

– Моя матушка говорила, что дом пришел в упадок, но такого я не ожидала, – прошептала в ответ Корделия. Их пристальные взгляды были прикованы к массивным воротам, за которыми скрывалось поместье. Арка ворот была украшена коваными железными буквами.