Бюро «Канун», или Ужасы Ивота - Николай Ободников

— Ну уж дудки, — проворчал Лунослав и взял рацию. — Лунослав — Булату! Как слышно? Прием!

А в ответ — тишина…

— Не нарушай радиомолчание, труподел! — рявкнул из рации Питонин.

— Знаете что, товарищ Прохор Питонин?

— Что?

— Идите в жопу!

— Принял, иду в жопу.

Лунослав стал долго и нудно вызывать напарника. И с каждой секундой ему становилось всё страшнее. Наконец в рации послышались помехи.

— Булат? — обрадовался Лунослав.

— Ну а кто ж? — рассмеялся тот из динамика. — Ядрен батон! Как же славно я выспался!

— Вылезешь — я тебя к врачам свожу!

— Это еще зачем?

— Чтобы они убедили меня, что ты не чертов робот!

Булат довольно хохотнул.

— Бюро, внимание! Обнаружен объект! — сообщил по рации Питонин.

Из ночных теней появилась старуха со свечками. Она взгромоздилась на «могилку» Булата и преобразилась. Ее лицо сморщилось, глаза укатились в глубь черепа, а волосы поплыли в незримых потоках загробного ветра. Ее губы стали чудовищными и обветренными шрамами. Ужасающая белая женщина — таков был истинный облик старухи. И сейчас она растерянно озиралась, не находя вожделенного страха…

— Г-готовы?.. — связался со всеми Лунослав. — Если да — начинаем!.. Мать моя, твою мать…

— Не воняй, Лунтик! Даже в рацию потянуло! — цинично заметил Булат. — И, ядрен батон, выкапывайте меня уже, пока я всё веселье не пропустил!

— Группа захвата! Пошли-пошли! — рявкнул Питонин. — И не ссать, а то струйки подожгу!

Лунослав, вооружившись колуном и Черномиконом, выскочил из уазика. Из сарая выбежали полицейские с пистолетами. У них мужественно дрожали подбородки. Позади них пряталась женщина-медик со шприцем успокоительного. Себе же она его первым делом и вколола.

Заметив людей, белая женщина исторгла пронзительный вопль, от которого сворачивались кровь в жилах и молоко на плите. И группа захвата геройски бежала. Отстреливался из них лишь один — Питонин. Бежал, конечно, и Лунослав — к одинокому трактору на лугу.

— Курс молодого Булата!.. Курс молодого Булата!.. — раз за разом повторял Лунослав. — Курс… Черт возьми, не работает!..

Он заперся в тракторе и открыл Черномикон. Однако в жутком фолианте было пусто. Между тем страх Лунослава пах очень вкусно — словно давленое яблоко. И потому ужасающая белая женщина устремилась именно к нему. Лунослав истерично задергал все рычаги, и трактор неожиданно завелся…

А теперь давайте заглянем на метр в землю — к Булату, чье доброе сердце чувствовало беду.

— Ядрен батон! А кто ж меня доставать-то будет?! — буркнул он. — Зараза! Видимо, всё придется самому делать! Прямо как до девок — в юности!

Он погладил ломик, поплевал на руки и уперся в крышку гроба…

Тем временем на Лунославе, запертом в тарахтевшем тракторе, прорастали синеватые кристаллики страха — на рубашке, на руках, в пупке. Его словно покрывала кошмарная изморозь, от которой откалывались мельчайшие песчинки, устремлявшиеся затем к белой женщине.

— Дурацкая книжка! — проорал Лунослав и стукнул Черномикон об руль.

В жутком фолианте неожиданно появился текст.

— «Да возлягу я с плотью мертвой! Пусть возьмет она сердце мое алое и опустит его в воды зловонные! И узрят бездны межзвездные лишь скорлупу мою — оскверненную да безжизненную!» — скороговоркой прочитал Лунослав.

На трактор тотчас наслоилась черная пленка, и он поехал — но почему-то по кругу. А затем заклятие Черномикона обожгло белую женщину, не дав ей приблизиться. Она взвыла и принялась голодно кружить следом за машиной на колесном ходу.

Между тем из могилки вылез злой Булат. У него в волосах, ноздрях и ушах была земля, а во рту — остатки бутерброда. Он раздраженно огляделся и заметил дивную картину: ужасающая белая женщина гонялась по кругу за трактором, к окошку которого приник перепуганный Лунослав.

— Ядрен батон! Что за хрень здесь творится? — удивился Булат.

Он решительно направился к потусторонним «салочкам» с трактором. Белая женщина визгливо завыла.

— Собак так отпугивать будешь, бабуля! — И Булат мстительно вре́зал ей по губам-шрамам.

После этого он схватил ее за волосы и сунул под колесо трактора. Сочно и загробно чавкнуло; трактор встал. Белая женщина ядовито зашипела, пытаясь сковырнуть с себя многотонную машину.

— Вылезай, ссыкулик ты наш! — задорно крикнул Булат.

— Я — «соколик»! — огрызнулся Лунослав и выпрыгнул наружу.

— Читай уже, дрищ-колдун! Или книжкой ее по лбу огрей! Помыться охота!

Лунослав приготовил колун:

— Есть идейка получше! Авось так черные листы плодить не будем!

От колуна повеяло кошмарами — липким ночным потом, ухабистым сердцебиением и ужасом. Булат присвистнул, а Черномикон, оставленный на подножке трактора, неодобрительно вздрогнул.

— Ну ты и садист! — засмеялся Булат.

Лунослав на глазок прикинул траекторию удара — и удачно снес белой женщине голову. Чудовищное порождение потустороннего мира тут же рассыпалось на комья сухого человеческого жира. А затем, к изумлению сотрудников бюро, Черномикон набросился на эти мертвые останки. Последовала привычная вспышка, и белая женщина стала очередным листом фолианта.

— Это что сейчас было? — не понял Булат.

— Н-не знаю! Чертовщина какая-то! — Лунослав передернулся и занес над Черномиконом колун. — Похоже, чем больше листов, тем самостоятельнее он становится!.. Булат?..

— Что?

— Надо здесь и сейчас зарубить Черномикон!

— Притормози, книгоруб! А если именно этого он и добивается? Нет, брат шаман, нашу противную туалетную бумажку надо держать поближе к заднице — и на голодном пайке!

К ним подбежал Питонин с выпученными глазами. Полицейский снова был зол.

— Что ж вы, труподелы долбаные, не сказали, что будет страшно до усрачки?! — рявкнул он. — Короче… короче, делайте что хотите, я прикрою! Всё, я с бойцами в запой! Такого боевого крещения еще не бывало! Один обосрался даже…

После этого Питонин странной походкой пошел прочь. Лунослав и Булат какое-то время смотрели ему вслед, а затем направились к уазику.

— Ну как оно? — спросил Лунослав.

— Что — как оно? — зевнул Булат.

— Не тупи! Как оно — под землей?

— О-о-о! Брат шаман, ты бы там был как младенец!

— В смысле?

— В смысле — орал бы и в портки прудил! — расхохотался Булат.

Лунослав обиженно замер, а затем тоже рассмеялся. После этого наши герои отправились в баню — мыться, стирать и немножечко гудеть…

Зло у церкви, как мошка на свету, — такое не увидеть и не вычислить. А теперь представьте перед собой весы. На одной чаше — погребение, на другой — кремация. Что выберете? Предпочтете погребение — и рискуете быть похороненным заживо. Рассмотрите кремацию — и заживо сгорите. Удушье или лопающаяся, словно попкорн, кожа? Сложный и сомнительный выбор, не так ли? Однако он актуален лишь в том случае, когда вы