Возвращение Безумного Бога 15 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

…Его голос в голове. Он не кричит. Не угрожает. Просто говорит. Тихо. Спокойно. Разумно. Объясняет, почему я ошибалась. Почему госпожа Перчинка — не настоящая госпожа. Почему я должна служить другой. Истинной цели. Он ломает меня. Переписывает мою верность. Как программу. Я не хочу! Госпожа… Перчинка… простите… я не могу…

Перчинка лихорадочно перелистнула на последнюю, только что написанную страницу. Буквы дрожали. Расплывались. Словно их писала рука умирающего. Или человека с затухающим сознанием.

…чувствую ее… она рядом… читает мою Книгу… такая сильная… такая умная… но не понимает… ловушка уже захлопнулась… он идет… он уже здесь… его шаги… я слышу их в своей голове… он… он…

Текст оборвался.

Книга Судьбы выпала из рук Перчинки. Раскрытая. На той самой странице.

Она смотрела на лежащую без сознания Ирму. На пустой коридор. На мерцающие лампы над головой.

И слышала их.

Шаги.

Медленные. Размеренные. Неумолимые.

Они приближались. Из темноты в конце коридора.

Перчинка медленно подняла голову. Ее оранжевые глаза, обычно полные расчета и уверенности, сейчас были расширены от чистого, животного ужаса.

Она поняла.

Осознала.

И это осознание было страшнее любой битвы. Страшнее любого монстра. Страшнее любой Бездны.

Из темноты показалась фигура.

Высокая. В знакомом черном плаще и противогазе.

Босс.

Бывший Глава Организации.

Тот самый, которого отец победил. А она захватила. Заперла у себя на Базе, отобрала магический противогаз, пытала, колола Нектар и препараты. Даже увидела его лицо, настолько жуткое, что даже больно смотреть…

А он сумел выбраться и перехватить контроль над ее людьми. Но как?

Он остановился в нескольких шагах от нее. Молча.

Просто стоял и смотрел. Сквозь линзы противогаза. Который Перчинка оставила в самом надежном хранилище…

— Ты… — прошептала Перчинка. Ее голос был едва слышен, — Но как… я же… я…

Она не закончила.

Босс медленно поднял руки к противогазу. Пальцы в черных перчатках нащупали застежки.

Щелчок.

Звук прозвучал оглушительно громко в мертвой тишине.

Еще один щелчок.

И еще.

Он снял маску.

И Перчинка закричала.

Беззвучно. Одними широко распахнутыми глазами.

Потому что под маской было не лицо монстра. Совсем не то, что она увидела в первый раз, во время допроса…

Не лицо незнакомца.

Не лицо врага.

Под маской было… нечто куда хуже.

Глава 32

Я остался один

Под маской было… лицо ее отца.

Константина Безумова.

Искаженное. Покрытое сетью черных, пульсирующих вен Бездны. Они ползли по коже, как живые змеи. Глаза горели мертвым, голодным черным пламенем.

Но это было его лицо.

Черты. Скулы. Нос. Подбородок.

Все до мелочей.

Тень. Темное отражение. Клон. Доппель.

Или… нет.

Хуже.

Это был он сам. Ее отец. Только… другой.

Осколок бога.

— Ну здравствуй, дочь, — произнес он голосом Кости, — Наконец-то мы можем… поговорить нормально. Без масок и личин.

Тот же тембр. Та же интонация. Без искажения динамиками противогаза. Но холодный. Лишенный всякого тепла. Всякой жизни.

— Знаешь, Кривотолков тоже видел мое лицо. Но я показал ему лишь маску монстра. А тебе, дочка… на этот раз тебе я дарю правду… — задумчиво произнес он, предаваясь воспоминаниям, — Ты, пожалуй, первая из ныне живущих, кто видит мое настоящее лицо.

Перчинка попыталась отступить. Ноги не слушались. Она стояла, как вкопанная.

— Что… что за бред? Ты… ты не он, — прохрипела она, — Не можешь быть им. Отец… он…

— Он что? — Босс… нет, не Босс, эта тварь в обличье отца… склонил голову набок, — Добрый? Честный? Благородный?

Он усмехнулся. Улыбка была холодной. Хищной.

— Перчинка, я тебя не узнаю. Где же твой холодный, аналитический разум? Я — та часть твоего отца, которая и позволила ему достичь высот в прошлом. Я — тот, кем он был в молодости. Первый Осколок его личности. Отколовшийся от него в Бездне. Тот самый, что Громовержец и Безумная Лилия подняли ритуалом в Небесном Чертоге…

Перчинка почувствовала, как мир рушится вокруг нее.

— Нет, — прошептала она, — Это… это невозможно…

— Невозможно? — он рассмеялся. Звук был эхом смеха отца, но искаженным, неправильным, — Дорогая моя. Из всех дочерей именно ты — больше всех похожа на меня. Твои решения. Твои сны. Твои мысли. Твоя логика. Твоя паранойя. Как думаешь, откуда они?

Он подошел вплотную. Протянул руку. Коснулся ее щеки.

Прикосновение было ледяным.

— Это были мои семена. Семена души, полученные по наследству, от родителя к ребенку. И ты так прекрасно их взрастила. Знала бы ты, как я горжусь тобой, родная.

Перчинка отшатнулась. Но спина упёрлась в стену.

— Зачем? — выдавила она, — Зачем тебе все это? Организация… Теракты… вся эта… скрытность?

— Зачем? — он улыбнулся шире, — О, дочка. Разве не очевидно? Потому что я люблю вас. Всех. Тебя. Твоих сестер. Твою мать. Настю. Эмми. Лилию. Никталию. Светлану. Даже… его.

Он указал на себя.

— Настоящего Костю. Оригинал. Который сейчас мечется по особняку и пытается понять, как спасти тебя. Бедняжка. Если бы он только знал…

— Что знал? — Перчинка сжала кулаки. Хитиновая броня на руках затрещала.

— Что ты уже моя, — просто ответил он, — Давным-давно. С того самого момента, как совсем молоденькой была ранена по ошибке Игорем Волковым. Ведь именно в тот день родилась настоящая Перчинка, верно? Ты тогда очень сильно испугалась, молодая и наивная. И отчетливо осознала, что могла… умереть.

Он наклонился к ее уху. Прошептал:

— И ты поняла, что даже на папу во всем нельзя положиться. Что надо брать судьбу в свои руки. И ради своих любимых и родных… делать вещи, которые могут показаться… неоднозначными с моральной точки зрения. Этой идеей в твоей голове был я. Всегда был я.

Перчинка почувствовала, как слезы застилают глаза.

— Нет…

— Да, — он отстранился, — И теперь, когда ты здесь… когда Светлана здесь… Все фигуры на месте. Пора начинать финальную игру, моя любимая дочка.

Он повернулся и пошел по коридору. Его шаги гулко отдавались от стен.

— Пойдем, Перчинка, — бросил он через плечо, — Маски сброшены. Теперь я вижу, что ты готова. У нас много работы. Нужно подготовить сцену. Для великого финала. К которому я вел наш мир на протяжении тысячелетий.

Перчинка стояла, не в силах пошевелиться.

Все, что она делала. Все, что планировала. Все, ради чего предавала…

Все это было частью его плана.

Она не была мастером-кукловодом.

Она сама была марионеткой.

И только сейчас увидела нити, за которые ее дергали.

Из-за угла появились два медика в белых халатах. Они молча подняли бессознательную Ирму на носилки и понесли прочь. Двигались механически.