Золотая цепь - Клэр Кассандра

Алистер все это время стоял очень близко к Чарльзу, так близко, что их тени сливались в одну. Но после этих слов он повернулся к собеседнику спиной и направился к книжным полкам и к двери, за которой пряталась сестра. Корделия попятилась, чтобы не быть замеченной, и едва не наступила на собственный подол. К счастью, Алистер остановился, не дойдя до двери, и бессмысленным взглядом уставился на книги. Корделия уже не помнила, когда в последний раз видела его таким несчастным.

– Это несправедливо по отношению к ней, Чарльз, – снова заговорил Алистер. – И по отношению ко мне.

– Ариадне все равно, где я и с кем. Ты же знаешь, что мужчины ее не интересуют.

Чарльз смолк на мгновение.

– Она выйдет за меня, потому что в глазах ее родителей я выгодная партия, а для меня будет полезно обзавестись таким тестем, как Инквизитор. Если я стану Консулом, то смогу сделать много хорошего для Конклава – и для тебя тоже. Моя мать слишком сентиментальна, но я сумею снова сделать наш народ сильным. Я стремился к этому всю свою жизнь. Ты меня понимаешь. В Париже я делился с тобой своими надеждами и планами на будущее.

Алистер прикрыл глаза – казалось, слово «Париж» причинило ему боль.

– Да, – сказал он. – Но ты говорил… я думал…

– Что я говорил? Я никогда не даю пустых обещаний. Ты же знаешь, как нам следует себя вести. Мы оба светские люди.

– Я все знаю, – тихо заговорил Алистер, открывая глаза. Затем медленно повернулся лицом к Чарльзу. – Просто дело в том, что… я люблю тебя.

Корделия резко втянула воздух сквозь зубы. «О, Алистер».

Голос Алистера был хриплым и каким-то чужим. Чарльз тоже говорил хрипло, но при звуке его голоса не чувствовалось, будто что-то ломается у него внутри. Наоборот, его слова были подобны свисту кнута.

– Тебе ни в коем случае нельзя произносить такое вслух, – резко произнес он. – Кто-нибудь может тебя услышать. Ты и сам это прекрасно понимаешь, Алистер.

– Сейчас нас никто не услышит, – возразил Алистер. – А я любил тебя с тех пор, как мы в Париже… я думал, что ты тоже меня любишь.

Чарльз ничего не ответил. И в эту минуту Корделия возненавидела Чарльза Фэйрчайлда за то, что он причинил боль ее брату. Но затем она заметила, что рука Чарльза, спрятанная в карман, едва заметно дрожит, и поняла, что он тоже взволнован и расстроен.

Чарльз сделал глубокий вдох, пересек комнату и подошел к Алистеру. Корделия теперь хорошо видела их обоих. Возможно, это и ни к чему, видеть их, промелькнуло у нее в голове, когда Чарльз вытащил руки из карманов и положил их на плечи ее брату. Алистер приоткрыл рот, словно собираясь что-то сказать.

– Да, это так, – прошептал Чарльз. – Ты же знаешь, что да.

Он поднял руку и принялся перебирать волосы Алистера. Он так и не снял перчатки, и его пальцы выделялись на фоне светлых волос; он привлек возлюбленного к себе, и губы их встретились. Алистер издал какой-то непонятный звук, обвил руками шею Чарльза и увлек его за собой на диван.

Они лежали на диване, совсем рядом, и теперь Алистер запустил руки в волосы Чарльза, прижимался к нему, неловко пытался расстегнуть его жилет. Руки Чарльза упирались в грудь Алистера, и он целовал его снова и снова, жадно, нетерпеливо…

Корделия зажмурилась. Это была жизнь ее брата, его дело, его личное дело. О Боже, она пришла сюда вовсе не для того, чтобы подглядывать за этим. До слуха ее доносились негромкие стоны молодых людей, и она слышала, как Алистер шепотом обращается к Чарльзу на фарси – прежде она даже не могла представить себе, что он способен говорить кому-либо слова любви и нежности.

Кто-то из них громко ахнул. Надо рискнуть, подумала она. Убраться отсюда как можно скорее и надеяться на то, что они поглощены друг другом и не услышат шума ее шагов и шороха платья.

А потом до ее слуха донеслись слова Чарльза:

– Алистер. Я не могу… не могу. – Раздался глухой стук, и Корделия, открыв глаза, увидела, что Алистер, взлохмаченный, растрепанный, в расстегнутой рубашке, сидит на диване, а Чарльз стоит над ним, приглаживая жилет. Пиджак Алистера был брошен на спинку дивана. – Не сейчас.

Алистер больше не играл на музыкальных инструментах, но у него были руки музыканта. Корделия смотрела, как руки эти взметнулись, пальцы сплелись, мучительно сжались на краткое мгновение, потом застыли.

– В чем дело, Чарльз? – хрипло произнес он и откашлялся. – Если ты пришел не за этим, то зачем же тогда?

– Мне казалось, что ты смирился с моей помолвкой, – ответил Чарльз. – Я никогда не брошу тебя, Алистер. Мы по-прежнему останемся… все будет по-прежнему. И я думал, что ты тоже согласишься жениться.

– Мне жениться? – Алистер вскочил на ноги. – Я повторял это тебе много раз, Чарльз: даже если мы с тобой не будем вместе, я никогда не женюсь, не собираюсь обманывать несчастную женщину, уверяя ее в своей любви и преданности. Мне удалось убедить мать в том, что я смогу способствовать процветанию нашей семьи, занимаясь политикой…

– Ты еще увидишь, что в политике нелегко преуспеть без жены, – усмехнулся Чарльз. – Кроме того, тебе вовсе не обязательно кого-то обманывать.

– Ариадна – случай особенный, – возразил Алистер. – Если бы она не предпочитала женщин, она вряд ли согласилась бы на брак с тобой.

Чарльз стоял совершенно неподвижно, глядя в лицо другу.

– А если бы я собрался взять в жены другую женщину?

На лице Алистера отразилось смятение.

– Выражайся яснее, Чарльз. Что ты имеешь в виду?

Чарльз покачал головой с таким видом, будто отряхивал паутину с волос.

– Ничего, – пробормотал он. – Я… просто растерялся. Сегодня вечером произошло много – много нехорошего.

Корделия застыла. Что он хотел этим сказать? Чарльз никак не мог узнать об их столкновении с демонами на мосту Баттерси. Неужели заболел кто-то еще?

Чарльз с некоторым трудом выговорил:

– Барбара Лайтвуд умерла.

Корделия испытала резкую боль в груди, как будто кто-то ударил ее кулаком. Голос потрясенного Алистера донесся до нее словно сквозь вату:

– Сестра Томаса умерла?

– Не думал, что тебя это волнует, – пожал плечами Чарльз. – Мне казалось, ты терпеть не можешь этих мальчишек.

– Ничего подобного, – отрезал Алистер, к удивлению Корделии. – А… с Ариадной все в порядке?

– «Все в порядке»? Я бы так это не назвал, но она пока жива, – сказал Чарльз. – Однако лишь одному Разиэлю известно, что будет дальше с ней и Уэнтвортом.

Алистер выпрямился.

– Наверное, нам следует уехать из Лондона. Здесь может быть небезопасно для Корделии и нашей матери…

Корделия в очередной раз удивилась тому, что брат вдруг вспомнил о ней. Алистер уронил голову на руки.

– Nemidoonam, – прошептал он.

Чарльз смотрел на него в недоумении, но Корделия знала, что означают эти слова: «Я не знаю. Я не знаю, что мне делать».

– Мы Сумеречные охотники, – заявил Чарльз, и Корделия подумала: неужели он не тревожится за здоровье и жизнь Мэтью? Или Генри? – Мы не бежим от врага, не тратим время на напрасные стенания об умерших. Анклаву нужен лидер, и пока моя мать в Идрисе, для меня настало время продемонстрировать, на что я способен.

Он осторожно прикоснулся к плечу Алистера, тот поднял голову, и Корделия зажмурилась снова. Взгляд юноши, устремленный на Чарльза, предназначался только для него одного; он словно обнажал свою душу, сметал все преграды, которыми обычно окружал себя.

– Я должен идти, – произнес Чарльз. – Но не забывай, Алистер: все, что я делаю, я делаю ради тебя. Я всегда думаю о тебе.

– Кидай мне это сюда, ну же, Александр, – негромко попросила Люси.

«Это» представляло собой небольшой красный резиновый мячик. Маленький кузен Люси бросился к мячу, прыгавшему по мраморному полу библиотеки, но ничего не получилось: мяч отскочил и очутился прямо на коленях Люси.

Александр надулся.

– Это нечестно, – пробурчал он. Он устал и капризничал, потому что ему уже давно следовало лежать в постели. Люси точно не знала, который час, но после известия о смерти Барбары прошло довольно много времени. Происходящее походило на кошмарный сон, время текло неравномерно, события менялись местами.