Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина
Паровой флот шел у Константина четвертым пунктом. Обсудить перспективы его строительства на Николаевской верфи следовало с судовыми инженерами и адмиралом Лазаревым. По словам Сергея Загорянского, тот был ярым сторонником такого строительства и обладал к тому же достаточно высоким авторитетом, чтобы поддержать молодого адмирала на новой должности. Им следовало соединить свои силы. Поэтому вначале Константин планировал говорить с ним, заиметь в нем безусловного союзника и только потом следовать в Севастополь.
Что касаемо личной команды…
Ему нужен будет свой человек в Симферополе подле Пестеля. Таврический губернатор действительно был человеком хозяйственным и грамотным руководителем. Но, по слухам… будто слегка опасливым. Действовал он исключительно в рамках приказов и распоряжений. А Миша Дубельт явно тяготился службой в лейб-гвардии, иначе откуда упадническое настроение последнего времени и даже запой? Настолько не дорожат службой только в случае сильного разочарования в ней. Костя вызвал в памяти мерзостное зрелище… нет - друга нужно спасать.
А пока что Константин наслаждался последними днями морской службы. По плану сегодня было намечены тренировки марсовых и натаскивание штурманят по определению на месте.
- С марсов долой! – послышался громкий окрик и с вант живо посыпался молодняк – ночные учения закончились. У штурманских все только начиналось.
Перед строем из пяти человек важно вышагивал старший штурман и вещал:
- … а ночи хотя еще и не темны, но определяющие звезды уже достаточно ясно видимы. Кто первым станет показывать смотрение по ноктурналу время часов… снижение и возвышение Полярной Звезды от поля? Так же и усмотрение через инструменты высоту звезды. А паче всего следует знать звание оных звезд и поверение компаса через Полярную и прочие ориентиры…
Тихо перейдя на мористую сторону корабельного корпуса и облокотившись на планширь, Костя наблюдал, как луна расстилает дорожку по воде, будто предлагая ему пройтись по ней. А ведь туман был такой, что закутал верхние паруса, со шканцев, говорят, бак не видать было…
А сейчас надо же - вон какая ночь. И то ли прохлада так влияла… но ощутимо расслаблялось что-то за грудиной, отпускало, давало уже свободно дышать. Казалось – прямо сейчас тихо уходит по лунной дорожке боль последних дней, становится не такой острой тоска.
Война и любовь – две стихии, владеющие судьбой мужчины.
Отказаться от любой из них значило бы погрузиться в убогое будничное существование. А он для этого слишком молод еще, слишком силен и слишком влюблен.
**
Глава 4
Я испытала странное чувство, когда Фредерик открыл дверку экипажа и резюмировал:
- Мы на месте, Таис. Позвольте помочь вам, - и привычно уже поставил меня на землю, аккуратно придерживая.
И я привычно доверилась мужским рукам – клюнуть землю носом или ковылять боком так, боком… как крабик, больше не хотелось. Было дело и если бы не он, то кто знает?..
Уже стоя на мощеной камнем площадке, я пережидала внутреннюю качку, а муж рассказывал:
- Лютеранскоая ветвь Гогенлоэ-Нойенштайн претерпела несколько разделов… старшая линия угасла в начале этого века, а младшая разделилась на три ветви: Гогенлоэ-Лангенбург, Гогенлоэ-Кирхберг и Гогенлоэ-Ингельфинген. Моего отца следует титуловать Светлейшим высочеством. Он глава ветви на этот момент и носит титул князя. Матери у меня нет. Остальные члены фамилии титулуются, как принцы или принцессы…
- Все это нужно было рассказать мне раньше, - заволновалась я, - что еще я должна знать?
- Это уже неважно. Я представлю вас, вы сделаете легкий книксен и скажете всего два слова – Светлейшее высочество…
- Как скажете, Фредерик, - радостно готова была я хоть и на книксен самый тяжелый.
Это приятное чувство завершенности, ощущение с трудом достигнутой цели и осознание того, что всё - добрались! Я проживала краткий миг настоящего счастья. Шла рядом с мужем, будто плыла во сне, вся в эйфории, чувствуя чуть заторможенный, сонный триумф – я сделала это! Я. Сделала!
Ночь скрывала собой подробности окрестностей и большого строения, к которому мы подходили – все-таки там был большой каменный дом, а может и замок.
Который из - я знать не могла, в Германии их масса. Но по ощущениям, слишком большим, а стало быть и известным, он не был. На фоне звездного неба за стеной из камня угадывались более темным силуэтом невысокая башня и высокая острая крыша рядом.
Фредерик несколько раз постучал в высокую арочную дверь - ворота. Для этого на ней прибита была специальная металлическая штука – кнокер или дверной молоток. Этот представлял собой настоящее произведение прикладного искусства – подвижная кисть человеческой руки, вылитая из металла и с таким же шаром в ней. Им Фредерик и лупил по металлической блямбе так, что зубы сводило.
- Кто там? – раздался грубый недовольный голос.
- Фредерик Август Гогенлоэ-Ингельфинген. Доложи немедля! – рявкнул Фредерик и, глубоко вздохнув, извинился передо мной: - Простите, Таис – ночь… какое-то время придется подождать.
- Ничего, подождем… такая красота, - смотрела я на звездное небо, задрав голову и все еще опираясь спиной о грудь мужа.
Боже, какая прелесть, какой воздух! А тишина? У них что – совсем нет собак? В России такой хай уже подняли бы! И в мое время, и в это в каждом почти дворе держат псину. И неважно - есть там чего охранять или самое ценное в нем – сама собака.
Минут через двадцать – не меньше, массивная калитка скрипнула и тяжело отошла, открываясь наружу, как и положено во всех оборонительных сооружениях.
- Прошу вас показать лицо… лица, - чуть сбившись, произнесла темная тень уже другим – сильным и молодым голосом.
И почти сразу откуда-то сбоку выплыл
