Павшая луна: комплект из 2 книг - Джим Чайковски
Райф тоже хотел его знать.
«Где же все остальные?»
Глава 77
Стоя на коленях, вконец измученная Никс смотрела на раскинувшуюся перед ней Пасть, желая Баашалийи прибавить скорости. Тот с трудом пробирался сквозь горячий воздух, из последних сил взмахивая крыльями и выкачивая из себя каждую крупицу быстроты. Она знала, как тяжело ему сейчас приходится.
А сзади его нагоняла грозная грозовая туча. В отличие от чистого золотого сияния обуздывающего напева, бушующая в ней сила была смешана с тьмой – исчиркана зеленым огнем, переполнена обжигающим жаром расплавленного камня. Черная туча уже заполнила всю ширину Пасти перед Никс.
Погребенные в самом ее сердце семь огромных зверей – крылатых демонов – оседлали эту тучу, преследуя Баашалийю.
Стоящий рядом с ней Грейлин опустил свой дальноскоп, больше не нуждаясь в нем.
– Мы неспособны сражаться с этими гигантами. И еще больше рааш’ке следуют за ними по пятам. Десятки и сотни.
Никс уже не могла заглянуть за черную тучу, чтобы подтвердить его слова.
– Что это за дымка их окружает? – спросил Джейс.
Она потрясенно оглянулась на него – и тут же опять отвернулась. Даже Джейс смутно понимал, что приближается не только физическая опасность, – благодаря какому-то врожденному чувству. Вот насколько эти звери были сильны.
«Как можно надеяться одолеть их?»
Даже если б она использовала всю силу Даала без остатка, это было бы все равно что выплеснуть на бушующий лесной пожар ведро воды. Хуже того: Никс уже почти полностью истощила ее, чтобы освободить Баашалийю. Даал стоял на коленях рядом с ней. По лицу его струился пот, дыхание пресекалось. Однако он придвинулся к ней, протягивая руку. Она взяла ее не для того, чтобы разжечь в нем огонь, а просто чтобы ободрить и утешить его.
Его пальцы сжались, разжигая огонь между ними, соединяя обоих в единое целое на несколько коротких вдохов. И в этот момент Никс ощутила, насколько сильно он тоже жаждал этого слияния. Но этим прикосновением Даал хотел выразить и нечто большее.
Его голос превратился в хриплый шепот:
– Они не зло…
Никс не поняла его, не сводя глаз с темной тучи и яркого пятнышка, убегающего от нее. Баашалийя почти достиг своей цели и летел уже над ненасытной пастью бурлящего водоворота реки. Бурное проявление общего разума орды было столь же черным и непримиримым, как и эта крутящаяся воронка под ним.
– Не зло, – настойчиво повторил Даал. – Их сделали злом.
Она покачала головой, по-прежнему не понимая его.
Он сжал ее пальцы:
– Вспомни!
Сцепившись пальцами с Даалом, Никс ощутила, как его воспоминания вновь стали ее собственными. Он еще раз показал ей то, что уже было открыто ей раньше – ошкапирами.
И в мгновение ока Никс провалилась в очень далекое прошлое.
Она шагает к какой-то деревне. Над головой у нее еще больше рааш’ке бороздят небеса. Другие прыгают по улицам или взбираются на ограды. С ними играют дети, особенно с самыми маленькими из зверей…
Со следующим вздохом Никс вернулась в настоящее, принеся с собой понимание. Рааш’ке некогда были столь же дороги пантеанцам, как Неффа и Маттис Даалу. Он был прав, напомнив ей об этом. Рааш’ке не всегда были злом.
– Теперь я вспомнила, – прошептала она.
Даал опустил ее руку.
– Заставь их тоже вспомнить.
– Как?
Даал указал на небо:
– Покажи им.
Теперь оказавшись уже совсем близко, Баашалийя с трудом преодолевал оставшееся расстояние, чтобы дотянуться до нее. Крылья у него сбивались с ритма, взмахи их были лихорадочными. Приближаясь к валуну, он стал скорее падать, чем снижаться к ней. У него уже не было сил замедлиться.
– Отойди! – Грейлин метнулся к ней.
«Никогда!»
Не сдвинувшись ни на пядь, Никс бросила безмолвную нить Шийе. Бронзовая женщина остановила Грейлина, схватив за плечо и Джейса. Викас отступила сама.
Никс выпрямилась, когда Баашалийя ударился о валун, широко раскинув крылья. Его когти заскребли по скале, оставляя глубокие следы. Она вскинула руки, доверяя ему, зная его сердце. Он ударился в ее, но Никс обхватила его за шею и позволила увлечь себя за собой, пока он не остановился. Баашалийя прижался своей мягкой щекой к ее щеке – словно бархат потерся о ее ухо. Обхватил ее крыльями. Его тело было горячим, как печь, но она крепко прижималась к нему, готовая гореть в этой печи хоть целую вечность.
– Я держу тебя, – прошептала Никс.
Баашалийя дрожал и мяукал, охваченный страхом и паникой.
Она запела ему, мягко и спокойно, – одновременно колыбельную и обещание. Услышала голос своего отца, присоединившийся к ней, вновь оживший в ее памяти, которой неподвластна смерть. И позволила старому припеву повторяться снова и снова:
Я здесь, моя радость, я рядом с тобой,
Ко мне ты прильни и глазки закрой,
Я здесь, моя радость, всегда я с тобой…
Дыхание Баашалийи замедлилось, дрожь утихла.
– Я всегда буду рядом! – пообещала она вслух, не теряя своего напева.
Золотыми нитями Никс обвила прошлое и настоящее, осторожно примешивая к своему напеву каждый момент их совместной жизни – начиная с теплого молока, впитанного в уюте и безопасности огромных крыльев, и заканчивая сегодняшним воссоединением. Не упустила ничего: ни страхов, ни трудностей, ни укола милосердного ножа, ни радости среди ужаса. Несмотря на все это, одно оставалось неизменным.
Для этого не было слов, это нельзя было выразить ни на одном языке, ни в одном жесте. Слово «любовь» было лишь его бледным выражением – заменителем чего-то гораздо более всеобъемлющего. Это можно было лишь почувствовать, пережить, вытерпеть, даже потерять. И хотя для этого не было подходящего слова, она вложила в него всю свою веру.
Самый близкий способ выразить это был в чистоте песни, начинающейся с хора двух сердец, бьющихся в такт, и гармонии вдохов и выдохов. Отсюда все продолжалось в симфонии разделенных радостей, переплетенных жизней, пережитых печалей, пока они двое не стали одним целым.
Никс позволила всему этому засиять, бессловесно и ярко, образуя вокруг них светящийся ореол. Она пропела, обращаясь к черной туче, когда та обрушилась на них:
«У вас тоже когда-то это было, вам это знакомо!»
И все же знала, что этого недостаточно. Никс погрузилась в свои собственные усвоенные воспоминания и оживила их, вернув к жизни те столетия, когда рааш’ке жили в гармонии с жителями Приюта. Добавила этот хор к своему сиянию, наполнив его тысячами воспоминаний о поколениях, разделяющих это неописуемое чувство.
Расширила этот ореол, превратив прошлое в золотой свет.
«Вспомните…»
Большинство этих рааш’ке были слишком молоды, чтобы жить в то время, – в отличие от этих семи гигантов. Они знали время, когда в Приюте царила гармония. Где-то в тени общего разума орды эта память, этот блеск ее все еще существовали.
Словно ощутив опасность возрождения давно забытого прошлого, туча заклубилась вихрями. Семь теней взбивали воздух, удерживаясь в небе. Меньших рааш’ке разбросало по сторонам.
«Вы должны вспомнить…»
Это было не требование, а лишь надежда.
Застывшая в мертвой точке ситуация сохранялась еще несколько мгновений. Измученная и опустошенная, Никс почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и повисла на шее у Баашалийи. Затем теплая рука коснулась ее плеча, огонь прожег ее кожу насквозь.
«Даал…»
Пальцы из холодной бронзы сомкнулись на другом ее плече.
«Шийя…»
Даал влил в нее свое последнее пламя, позволив ее напеву засиять ярче. С этой энергией пришел поток дополнительных воспоминаний от ошкапиров – многих тысяч, которые в памяти Никс уже потускнели, но которые Даал все еще сохранил. Она и их тоже вложила в это сияние, превратив прошлое в ловушку, из которой нет выхода.
«Вы вспомните!»
На этот раз в этих словах прозвучали повелительные нотки.
Шийя, стоящая с другой стороны от Никс, добавила свой голос, легко подстроившись к ней. Как и прежде, они разожгли ее напев до уровня бури и пока что держали запертым, позволяя ему перерасти в мощный прилив, до поры до времени запертый за стенами плотины. Только на этот раз эта плотина была не слишком
