Мученик - Энтони Райан

Сверху донёсся сильнейший рокот, громоподобный треск, от которого я инстинктивно съёжился, взвешивая безумную идею, что Сермонт решил ответить на рёв разбойника. В каком-то смысле он на самом деле ответил. Глядя на отвесные гранитные бока наверху, я сначала подумал, что от случайного порыва ветра часть облака опускается по горе. Но это облако опускалось всё ниже, постоянно росло, и скоро я осознал свою ошибку. Отруб по-прежнему орал, хотя его голос стал слабым хриплым воплем, который вскоре поглотил чудовищный рык катящейся белой ярости, несущейся в нашу сторону.

Я уже однажды висел в петле, ожидая смерти, а ещё провёл целый день у позорного столба, и потому уже был знаком с бессильной, беспомощной яростью. Я отлично знал, что убегать бессмысленно — лавина, несущаяся на нас, двигалась быстрее, чем бегает любая лошадь или человек, — но, стыдно признать, я не провёл последние отведённые мне секунды в печальном раздумье о всех совершённых в жизни проступках. Вместо этого, как вечный раб своей мстительности, я потратил последние секунды на тщетную попытку убить Отруба. Это тоже было совершенно бессмысленно, поскольку нас обоих точно ждала скорая смерть, но всё же я хотел получить удовлетворение и убедиться в его смерти перед Божественными Порталами. Навеки останется спорным вопросом, посмотрели бы Серафили косо на мою злость или нет, поскольку поток снега и льда унёс меня прочь, прежде чем я смог дотянуться мечом до ублюдка с бакенбардами.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Дорогой читатель, наверняка моей учёности польстило бы, если бы я сейчас пролил свет на опыт человека, которого тащит лавина. К несчастью, всё последующее навечно для меня утрачено. По моей теории бывают случаи, когда разум и тело настолько сокрушены болью и ощущениями, что память просто отказывается накапливать опыт.

Я помню, как пробежал мимо окровавленного Флетчмана, дёргавшегося в снегу, и как подбежал к Отрубу, занеся меч для смертельного удара. Помню, как рёв горы переполнил мои уши, и в лицо внезапно ударило льдом. Помню, как видел Отруба, который всё ещё стоял, подняв лицо, и разинутый рот кричал, но его уже нельзя было услышать, а потом он исчез во взрыве тумана из льдинок. После этого весь мир побелел, и моим последним ясным воспоминанием стало ощущение, что меня схватили и куда-то тащат. Чувствовалось давление, но не боль. Боль пришла, когда я уже очнулся. А перед этим мне пришлось вытерпеть очередной визит Эрчела. Если подумать, то мне кажется, что если бы меня тащило по горе в каскаде снега и льда в полном сознании, ощущения остались бы приятнее.

— Элвин, ты всегда был легковерным ублюдком, — донеслось его приветствие из глубин туманного поля. Похоже, его тень покинула Жуткий Схрон ради ещё менее живописного окружения. На этой земле лежало ещё больше трупов, а низкие насыпи в дрейфующем тумане превращались, когда я подходил ближе, в порубленные и изуродованные жертвы битвы. Из тел и из земли торчали стрелы и арбалетные болты, а с белых лиц, перепачканных кровью и грязью, смотрели вверх безжизненные глаза. Для сна такое необычно, но я чувствовал запах: едкую смесь грязи, крови и дерьма, характерную для поля битвы.

— Тебя там не было, — сказал я Эрчелу. — Эйн убила тебя задолго до Поля Предателей.

Он уселся на тушу рыцарского скакуна, чей всадник был раздавлен под могучим телом животного. Эрчел стаскивал латную перчатку невезучего аристократа, и удовлетворённо хмыкнул, когда она снялась, открыв пальцы, украшенные перстнями.

— Верно, — сказал он, пожав плечами, и протянул руку, чтобы поднять кинжал с земли. — Вот только с чего ты решил, что это Поле Предателей?

Несмотря на туман, я, оглядевшись, разобрал несколько отличий между этим полем и местом, где встретила свою кончину орда Самозванца. Там сражение кипело вдоль реки в неглубокой впадине между двумя низкими холмами. А эта земля была плоской, без каких-либо признаков реки поблизости.

— Ты и впрямь думал, — буркнул Эрчел и нахмурился, сунув лезвие кинжала между пальцами рыцаря, — что война в этом королевстве закончена?

— Очередное предупреждение? — спросил я. Неприятно было, что приходилось задавать этот вопрос. Пускай он и стал призраком, но меня раздражала сама мысль о том, что я должен быть признателен этой мерзкой душе.

— Скорее обещание. — Эрчел скривился от натуги, пиля плоть лезвием кинжала в поисках кости. — И, кстати, можешь не благодарить меня за прошлое предупреждение.

— Может, я просто вовремя проснулся. — Я пожал плечами, не желая выдавать ничего этому бесу. — Откуда мне знать, что ты хоть что-то изменил?

— Ниоткуда. — Он бросил на меня раздражающе-понимающий взгляд и вернулся к своему занятию, заворчав от удовольствия, когда палец оторвался, давая ему возможность снять золотой перстень. — Считай меня указателем или меткой на карте. Я могу показать тебе путь, но только от тебя зависит, захочешь ли ты по нему идти. Однако события этого дня… — Он прищурился и махнул рукой на окружающую резню. — К сожалению, ты не сможешь сделать такой выбор, чтобы предотвратить всё это.

— Когда? — спросил я, прохрипев вопрос сквозь стиснутые зубы. — Где?

— На ничем в остальном не примечательном клочке земли спустя какое-то время с этих пор. Раз это всё равно случится, то требовать деталей кажется бессмысленной затеей.

— Так нахрена вообще мне это показывать?

Лицо Эрчела потемнело, и он опустил взгляд, рассматривая перстень на своей ладони.

— А сам-то как думаешь? — мрачно пробормотал он. — Как будто у меня есть здесь выбор, которого нет у тебя?

Я двинулся к нему, протягивая руку к мечу. В этом сне сохранилась вся одежда, в которой я был на горе, вместе со всем оружием, а ещё, словно голод, зудело смертоносное намерение, которое я питал к Отрубу.

— Если ты всего лишь раб, — сказал я, — то у тебя есть и хозяин.

— Конечно есть. — Его улыбка вернулась, глаза посмотрели на меня с самодовольной злобой. — Тот же, что и у тебя. Ведь если я раб, то кто, блядь, по-твоему, ты?

Улыбка меня и добила, та самая улыбка, которая всегда вызывала во мне гнев, когда мы были ещё пацанами. Клинок со свистом вылетел из ножен, поднялся и опустился с быстротой и точностью, за которые стоит отдать должное урокам Уилхема и моему с трудом полученному боевому опыту. Эрчел почти даже не вздрогнул, когда меч разрубил его плечо и прошёл через рёбра до живота.