Белое с кровью - Кристина Робер

Алекс уставился на руки, сцепленные в замок на коленях, и поджал губы. Ему было дурно от одной лишь мысли, что кто-то, например та же Рита Харт-Вуд, мог лишить ее жизни, а он бы сейчас сидел в мире, в котором ее нет.

– Если следовать логике Хранителей, ее смерть разрушит Полосу.

Стефан печально усмехнулся и покачал головой.

– Не факт, Александр, далеко не факт. Если верить преданиям, Полосу создала женщина и связала ее благополучие с жизнью другой женщины. Мы думаем, Полоса не поддается другим законам, а развивается по своим, а вот по каким… – Стефан вздохнул и устало провел рукой по волосам. – Одному лишь Богу известно.

Или Гидеону Рафусу. Интересно, открылась ли Нике книга?

Его сердце билось глухо, карман оттягивал шприц с лекарством. Лекарством, которое, если верить Блодвинг, позволит ему на время обуздать голод айтана и приблизиться к ней. Господи, когда он в последний раз нормально касался ее? Еще в пансионе. Так давно, словно этого и вовсе не было. Но стоило ему закрыть глаза, как живо, будто наяву, всплыли очертания ее гибкого тела, прижатого к нему, губы – мягкие и нетерпеливые, словно если не насытится в два счета, то умрет, – тонкие пальцы на его запястье, у шрама в волосах… Алекс так ярко все вспомнил, так красочно представил, что заскулила душа. Между той их жизнью и этой пролегла пропасть, и он не понимал: сможет ли перешагнуть, перепрыгнуть, перелететь? Сможет ли хоть что-то исправить? Они сильны порознь – Ника была права, и он по-прежнему с ней соглашался, но что же ему делать без нее? Может, Алекс болен, связан, зависим или просто сходит с ума, но она ему нужна, потому что если не она, то кто? Потому что больше никого не осталось.

– Завтра я жду Михаила, – голос отца гулко ворвался в его мысли. Алекс вздрогнул и размял пальцы, покалывавшие от призрачных касаний ее рук. – Николина отдала ему фотографии, которые сделала в лаборатории. Давай посмотрим вместе?

Лицо Стефана исказила вымученная улыбка, и Алекс отстраненно кивнул.

– А пока… Расскажи мне все, чего я не знаю. Дальше мы должны действовать сообща.

Terra ignis, поместье Алтавра

К вечеру следующего дня автомобиль пересек границу Алтавра, и только тогда Ника вздохнула с облегчением. Что дальше делать, она не знала. Ей потребуется время все осмыслить, разложить по полочкам и разработать план, но заниматься этим в замке она точно не хотела. Лидия осталась с Николасом и Михаилом, и никто из них слова ей не сказал. Пусть едет, потому что после всего случившегося от нее не было никакого толка, а что делать с ней – как утешить, как говорить, – они не знали.

Проснувшись тем утром, Ника еще долго лежала не шевелясь в объятиях Домора, отчего-то уверенная, что он тоже проснулся, и мысленно благодарила его за то, что решил подыграть ей. А потом попросила отвезти ее в Алтавр, обещая себе, что это будет последней просьбой в его адрес. Январь подходил к концу, а с ним и срок службы Домора – об этом Ника не забывала.

Всю дорогу они молчали, и только когда воин припарковался у поместья, Ника прошептала:

– Она покончила с собой моими руками. Это нормально?

Илан наградил ее тяжелым взглядом и, заглушив мотор, вышел из машины и направился к багажнику. Ника безучастно смотрела, как он идет в поместье с ее вещами. Когда Домор скрылся за дверью, она направилась следом. Тихо поднялась на второй этаж, посылая Лидии мысленную благодарность за сдержанное обещание: в поместье было пусто, потому что бабушка отпустила большую часть персонала, а оставшихся попросила отбросить формальности и не трогать новоиспеченную принцессу.

Домор оставил вещи на пороге ее спальни и теперь ждал в дверях. Ника поймала его вопросительный взгляд.

– Спасибо, – тихо сказала она. – У тебя есть здесь спальня? Ты, наверное, хочешь отдохнуть, прежде чем ехать…

– И что дальше? – перебил он ее. Ника нахмурилась. – Что ты собираешься делать?

Домор смотрел на нее так пытливо и требовательно, что она разозлилась.

– Хочешь убедиться, не пойду ли я туда снова рисковать сохранностью Полосы? – огрызнулась она.

– Чего?

– Ничего. Михаил вот переживает, что я рискую собой и его семьей, запертой в Полосе. Ты, наверное, тоже, ведь у тебя…

Домор так громко выдохнул, что Ника запнулась и растерянно уставилась на него. На его лице застыло такое разочарование, что ей стало стыдно. Он покачал головой и прислонился плечом к стене.

– То, что твоя мать покончила с собой, – это ее выбор и это нормально, если говорить твоими же словами, – неожиданно сказал Домор. – Ненормально то, что яд ей дала именно ты.

– Она хотела у… уйти на своих условиях, – заикаясь, прошептала Ника. Сердце гулко забилось в груди, ей стало жарко. – И я… я…

– Была к ней милосердна? И тебе легче от этого? – кривая ухмылка преобразила лицо Домора, сделала его ядовитым, полным горечи и злости. – Ненормально, когда отец решает свои проблемы руками дочери. Вот это ненормально, Ника. – Он вдруг протяжно выдохнул и на мгновение прикрыл глаза, сбрасывая с себя злость, а когда вновь посмотрел на нее, во взгляде читалось одно лишь сожаление. – Мне жаль, что ты через это проходишь. И мне жаль, что твой отец все это делает с тобой и будет продолжать, пока ты сама ему позволяешь. Я ничего не выспрашиваю о твоих тайнах, потому что боюсь представить, сколько там еще всего, – достаточно и того, что уже знаю. И не имею ни малейшего понятия, как тебе помочь, потому что помощь ты не принимаешь. Но я не могу просто знать и ничего не делать, потому что мне не плевать на тебя. Не на Полосу Туманов, а именно на тебя. Моя сестра мертва, а ты еще нет.

От услышанного сердце болезненно сжалось, и Ника сглотнула. Слова Домора разожгли в ней надежду, но она вдруг поняла, что боится ухватиться за нее. Доверит любую из своих тайн – пусть только спросит, но поверить в то, что она для него не просто дочь оклуса, за которой нужно присматривать, а кто-то, о ком он действительно печется, было очень сложно.

– Пойдем, – Домор протянул ей руку и улыбнулся. – Пойдем прогуляемся.

Илан Домор обладал фантастической способностью умерять ее нервозность. Его слова о том, что он хочет ей помочь, но не знает как, задели Нику за живое, но, прогуливаясь с ним вдоль берега темного моря под гладью черного неба, она понимала, что и делать ему ничего не надо, кроме