Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

ДОПРОС II

Пока Кусач рассказывал о последствиях ранения безымянного орка, Фалкс обнаружила, что ее внимание в большей мере сфокусировано на словах самого узника. Хотя она их не понимала, пыл в его тоне завораживал – он говорил с наслаждением, щелкая языком по клыкам, будто вспоминая пышную трапезу, а не смертельную травму головы. Хотя по его же признанию, гретчину просто нравилось смотреть, как другие получают увечья, Фалкс чувствовала, что за этим есть что-то еще. Будто ранение стало поворотной точкой в истории молодого Газкулла, а не чудовищной неудачей.

Фалкс неосознанно потянулась рукой к шее и ее пальцы наткнулись на участок, прямо над основанием черепа, где короткие волосы расступались вокруг двухдюймового овала из полированного керамита. Это была работа кракс гоночели, а не пули. Вспоров череп, существо оставило ее мозг в целости, в качестве еды для подрастающих личинок. К счастью, брат Хендриксен срезал тварь с нее до того, как она успела отложить слишком много паразитов, и неприятного часа с зеркалом и лаз-скальпелем хватило, чтобы исправить урон. В самом деле, та рана не была такой уж серьезной. Но даже так, Фалкс была вполне знакома с черепными травмами, чтобы знать, что праздновать их странно.

Потом, когда бормотание узника продолжилось, она заметила, что тот поглаживает это свое гадкое ожерелье, потирая по очереди каждый кусочек металла с ритуалистической, почти ласковой точностью. И на одном из кусочков, почти изгладившегося за годы такого натирания, она заметила что-то очень похожее на край стилизованного меча с крыльями.

– Это снаряд, разорвавший Газкуллу голову, так? – спросила она, указав подбородком на мерзкое украшение, в то же время резко убрав руку от головы. – Это его осколки.

Кусач передал вопрос, перебив воспоминания узника, и грот злобно и печально скосил на переводчика глаза, затем скривил губы и пробормотал несколько коротких фраз.

– Макари настаивает, что совсем... наоборот, – сказал Кусач, явно упуская часть самых ярких комментариев. – Он говорит, что это снаряд, родивший Газкулла.

– Сходится, – пожала плечами Кассия. – От этого ожерелья, в плане мозгов, идет настоящий гул, который меня беспокоит с того самого момента, как он оказался на борту. Думаю, пахнет зеленым, и это объясняет почему. Предполагаю, в таком случае, это действительно Макари.

Хендриксен громко выдохнул, вставая с ящика, на котором полусидел во время рассказа, и продолжил привычно ходить туда-сюда.

– Не забывай, юная штайнблокк-головая, я чую искажения варпа от этого ожерелья так же остро, как и ты – хотя я, как всегда, считаю неприемлемым то, ты называешь это запахом. Но да, оно явно сделано из снаряда, прошедшего через Газкулла – на сынов Льва можно положиться в том, что они производят такие плохие боеприпасы, что те из пехотинцев делают завоевателей, – он фыркнул в одобрение собственной шутки, но остался хмурым. – Но даже так, это ничего не доказывает. Этот недомерок может быть любым куском грязи, которого связали разбойники-оппортунисты и дали историю для рассказа, потом передали эту... безделушку, чтобы обосновать свою цену.

– Не знаю, Орм, – сказала Кассия, с треском ткани сложив руки, похожие на корни деревьев, и вновь прислонившись к дверному косяку. – Это не какой-то среднестатистический грот. И если этот рассказ – придумка Кровавых Топоров, для меня она звучит чертовски убедительно.

– Во имя волосатых кулаков Русса, у тебя достаточно большая голова – думай ею. Тебе не приходило на ум, что в этой истории кое-чего не хватает? Чего-то маленького и зеленого, воняющего, как моча карникса?

– Орм задал хороший вопрос, – вмешалась Фалкс прежде, чем парочка слишком глубоко ушла в препирательства. – Это создание говорит о жизни Траки с потрясающими деталями, и все же еще не сказало ни слова в объяснение своего присутствия в истории.

Грот вновь забормотал, все еще сердясь, что его описание хорошей драки перебили, и заговорил Кусач.

– Это потому, что его тогда еще не существовало, – загадочно произнес он.

– Так, значит, это слухи, – усмехнулся Хендриксен. – Избитая легенда, которую мы могли бы получить от любого зеленокожего, да в добавок в тысяче вариаций.

– О, нет, – возразил орк с необычайной деликатностью. – Это правда. Это то, что испытали Газкулл.

– Потому что Газкулл так сказал, да? – спросила Кассия, поскольку даже ее доверие иссякало.

– Потому что Макари все это видел, – поправил Кусач, как они предположили, мистическим тоном.

– Но он только что сказал... – начала Фалкс, когда и Кассия, и Хендриксен одновременно возразили о противоречии.

– Это... сложно, – настаивал Кусач, вскинув руки тыльной стороной ладоней вперед, успокаивая их, в очередной нескладной попытке копировать человеческие жесты. – Но этому дадут объяснение, если вы будете терпеливы.

Хендриксен сжал губы, дабы сдержать тираду, и посмотрел на Фалкс в поисках руководства. При всей своей горячности, он все же порой умудрялся вспоминать, кто начальник.

– Меня просит о терпении представитель самой безрассудной расы, известной человечеству, – пробормотала она, по большей части для себя, посмотрев вниз, на свои ботинки, чтобы успокоится. «Какое это замечательное новшество». – Хорошо, орк. У нас, в конце концов, достаточно времени. Но твое обещание объясниться принято к сведению – не испытывай мою снисходительность слишком долго, выполняя его.

По ее кивку, рассказ узника продолжился. Но вскоре историю вновь прервали. Гретчин заявил, что орк прошел две сотни миль по пустошам прежде, чем добрался до чего-то похожего на цивилизацию в месте под названием Ржавошип. По-видимому, он не только все дорогу удерживал в целости свой раскроенный череп, но и останавливался, чтобы подраться не менее, чем с тремя яростными животными по пути. Для брата Хендриксена это было слишком.

– Орки крепкие, – сказал он, ткнув пальцем в ладонь для убедительности. – С этим я согласен. Но я кое-что знаю о победах над дикими животными в глуши, с зимы, когда я принял Дух Волка...

Фалкс, конечно, тоже знала о зверях из глуши, учитывая, как часто Хендриксен находил повод рассказать о своих вступительных испытаниях. Когда Кассия повела глазами и вызвала перед мысленным взором Фалкс призрачный образ тонкой черточки, наносимой на стену, уже испещренной сотнями подобных, удержаться от смешка было сложно. И конечно же, Хендриксен продолжил хвастаться путем, проложенным благодаря серии убийств животных, дополняя это преувеличенным подражанием каждому смертельному удару, под безучастным взглядом пустых красных глаз Кусача.

– И таким свершением, – заключил он, подытоживая