Станция "Фронтир" - Никита Семин

Банкет Возвращения. Он в грубом мундире – волк в загоне. Дед, патриарх: —…возвращение внука… выживания. Надеюсь, фронтир не оставил глубоких шрамов на его… душе.

Повисла пауза, и сотни глаз впились в фигуру. Оценка. Презрительное сожаление. Жар позора залил лицо. Шрамы на руках горели клеймом.

Возник образ картинной галереи рода. Дмитрий просто осматривал портреты своих предков. Как возникла кузина Элисса, похожая на фарфоровую куколку. Девушку сопровождали подруги прихвостни. Шёпот. Искусственный вздох, парчовый платок к носу, — О, Божечки, Дмитрий… здесь пахнет… овощной гнилью? Или… мазутом? Ужасно въедливый запах.

Прозвучали нарочито подавленные смешки. Молодой человек прошёл, сжав кулаки до хруста. Юноша чувствовал себя навозным жуком в дорогом бутике.

Дмитрий резко переместился в тренировочный зал. Перед ним стоял кузен Кассиан – идеал, олицетворяющий собой дом Харканец. А рядом с ним юноша - лакей, что неловко уронил тренировочный пистолет. Молодой человек, её совсем мальчишка замер в ужасе. Повисла ледяная тишина. Ни слова. Мгновенное движение – лазер вспыхнул! Резкий запах озона. Ослепительная вспышка. Тухлый хлопок. Тело лакея рухнуло, между глаз дымилась маленькая чёрная точка. Кассиан убрал свой лазерный пистолет.

-Неуклюжесть – угроза. Её необходимо устранять, — ледяной взгляд кузена скользнул на силуэт Дмитрия, — Видишь, кузен? Настоящий Харканс не позволяет себе и окружению совершать ошибки. Ведь они приведут к падению.

Молодой человек отпрянул в темноту, спина вжалась в холодную стену. Во рту – привкус ужаса и меди. Вот – идеал. Тот, кем должен был стать.

Дмитрий вздрогнул, вынырнув из кошмара. Прошло восемь часов. Апартаменты превратились в отражение его души.

Молодой человек сидел на полу у стойки, полупустая фляга в дрожащей руке. Одежда – грязная тряпка. Глаза – кровавые провалы. Смотрел в пустоту, видя призраков.

Два голоса рвали сознание. Голос патриарха, сквозивший холодностью и отчуждённостью, — "Слабость! Устрани угрозу! Убей! Бейли – нарыв! Ты предал Кодекс! Ты – не Харканс!"

Женский голос шёл в пику, — Сильный бьёт открыто! В лицо! Тот удар... был подлостью. Ты нарушил свои правила. Расплачиваешься болью. Не рёбра – совесть!

Яркая вспышка озарила сознания. Перед Дмитрием на миг появилась Тара в ангаре. Ярость. Доверие, растоптанное в грязь. Пустота глаз в лазарете. Не ненависть. Ничего больше не было. И это вызывало ужас.

Дмитрий медленно осознавал, что отвращение к Кассиану, к своему роду – справедливо. Но сильнее было отвращение к себе. Не за то, что не убил. За подлость удара. За предательство собственных правил. Он поступил как трус.

Молодой человек поднялся. Шатко. Опёрся о стойку, оставив жирный отпечаток. Взглянул на отражение в осколке экрана. Лицо незнакомца – измождённое, безумное. Не наследник. Не командор. Отброс.

Шаг к последней фляге. Рука дрожала. Не от похмелья. От осознания. Тон патриарха шипел. Женский голос ревел. Над ними – горькая правда, озвученная самим Дмитрием, — Ты не Кассиан. Слава богу. Но ты и не Молния с Фронтира. Тот не ударил бы так. Ты сломался. Поверил им. Проиграл себе.

Воздух был физически тяжек. Сладковато-кислый смрад висел недвижно. Пыль вилась в луче надтреснутой лампы. Дмитрий сидел, прислонившись к стойке. Движения – автомата. Последняя фляга "Заратустры" в дрожащей руке. Хриплый вздох. Гул станции – далёкий фон.

Где-то в глубине сквозь алкогольный туман, донёсся нарастающий вой сирен – нестандартный, пронзительный, леденящий. Надтреснутый голос Софи, полный металлической паники, прорезал эфир на долю секунды: —...аномальный сдвиг! Паттерн неопознан... Категория Омега... – и заглушился помехами.

Внезапно дверь с оглушительным ГРОХОТОМ отворилась. В проёме, залитый светом коридора, замер Кейл. Броня сверкала, дробовик наготове. Глаза-щели, полные не презрения – ледяного, профессионального отвращения, сканировали хаос, фигуру Дмитрия на полу, флягу. Свежий запах пота, металла и пороха ворвался в спёртый смрад.

Кейл шагнул внутрь. Сапоги глухо стукнули по грязи, разгоняя пыль. Шёл прямо, не глядя под ноги на мерзость запустения. Остановился в шаге. Взгляд – скальпель.

— Не думал, что падёте духом, — голос прогремел, резкий, как скрежет. Без титула. Унизительно. Рука взмахнула – фляга вырвалась из пальцев Дмитрия, бухнулась в угол, — Собственная деградация – ваше дело. Но сейчас не время ныть! — фигура мужчины наклонилась.

Запах пота и пороха ударил в лицо. — В ангаре 'Дельта' – Чертовщина. Из ниоткуда. Софи орёт. Требует командира. Сейчас.

Слова Кейла повисли. Дмитрий не шелохнулся. Сознание цеплялось за смысл. "Чертовщина"? "Ангар"? "Софи орёт"? Слова проваливались в туман. Веки тяжело дрогнули. Красные, мутные глаза медленно скосились на сержанта. Губы шевельнулись, хриплый стон.

Мужчина не выдержал. Резко выпрямился, тень накрыла Дмитрия, — ХАРКАНС! – голос взорвался, как выстрел дробовика в тишине, заставив вздрогнуть пыль, — Соберись, блядь! Ты нужен там! Станции необходим командир, а не пьяная тряпка! Если оно выйдет – всем пиздец! Слышишь?! Встать!

Эффект – удар электрошокером. Дмитрий вздрогнул всем телом. Глаза дико распахнулись. Мутная пелена взорвалась шоком, сменившись острой, звериной тревогой.

-"Станции нужен командир", — слова, как штык вонзились в ядро души. Молодой человек дёрнулся вверх, ослабевшие ноги подкосились. Вцепился в край стойки, костяшки побелели. Дыхание сорвалось – частое, свистящее, уже не от перегара – от адреналина, грубо врывающегося в кровь. Взгляд поднялся на Кейла. Глаза горели лихорадочным огнём осознания и паники.

— Что… что материализовалось? – голос хриплый, сорванный, но с шаткой твёрдостью, — Софи… что передаёт? Уровень угрозы?

Кейл не отвёл ледяного взгляда. Рука метнулась к прикладу дробовика. Голос упал до опасного шёпота: — Древний генерал. Тень из прошлого. Полководец первой цивилизации.

Глава 24. "Генерал Скорби и Ледяной Контракт".

Спуск в Ангар Зета был стремительным падением в ад. Лифт шипел, как умирающий зверь, а Дмитрий уже мчался к трапу, едва тот опустился с металлическим стуком. Воздух ангара, обычно пропитанный запахом озона и мазута, теперь гудел от иного напряжения – вибраций временного диссонанса. И виной тому был корабль.

Звездолёт завис перед ними, паря над посадочными маркерами, призрачный собор из обсидиана и боли: «Эхо Памяти», лёгкий крейсер Протектората Аурелит.

Корпус — не металл, а сплетение кристаллических решёток обсидиана, пронизанных жидким серебром. Целые секции мерцали, то обретая форму, то растворяясь в небытии, истекая мерцающей пылью, которая испарялась и шипела при контакте с щитами ангара.

Брутальный готический собор, слитый с космическим левиафаном. Сломанные контрфорсы образовывали позвоночник; пустотно-чёрные арки зияли на месте оружейных портов.

Воздух гудел. Палубные плиты ангара вблизи стоек старели на глазах – ржавчина расползалась