Лето, пляж, зомби 8 - Наиль Эдуардович Выборнов

Понятно. Это он ко мне, потому что кепку я не снял. Обыскивать меня он, кстати, не стал, но и то понятно — нас у ворот уже обшмонали. А вот под кепкой не проверили ничего. Впрочем, она плоская.

Я вошел, и дверь за моей спиной сразу же закрылась, и я услышал как повернулся ключ в замке. Сразу два раза. Огляделся.

Да, точно общежитие, причем комната не самая ухоженная. Обои пузырями, на полу — линолеум старый, да еще и рваный местами, как будто… А хрен его знает, почему, может быть, по нему на офисном стуле катались, а возможно, что и мясо рубили. Или не мясо.

Две кровати, старые, из ДСП. Не застелены — просто матрасы лежат. Шкаф какой-то для одежды, полка. Санузла, естественно, нет, он тут в конце коридора. Но поставили ведро. Очевидно, что эти комнаты изначально предполагались, чтобы тут кого-то запирать.

Почему? Да потому что решетки на окнах. Тоже ведь странное дело: комната бедная совсем, а на окнах решетки. Ну, здание старое, очень даже. Может быть, тут какое-нибудь бюджетное учреждение находилось, а потом дом передали под общежитие? Не знаю, но похоже.

А раньше во всех бюджетных учреждениях у помещений, где компьютеры стояли, решетки были на окнах. Время такое было — наркоманы могли залезть через окно или просто мелкие бандиты, чтобы спиздить какой-нибудь первый «пентиум» и продать его за дозу. Или за бабки на небольшой кутеж.

Сам не знаю, в те времена не жил. Но фильмов-то полно сняли о девяностых и начале двухтысячных, да и книжек тоже предостаточно написали.

Помещение уныло выглядело, даже похуже, чем моя комната в лагере. Но сидеть мне тут, подозреваю, долго. Лишь бы кормили еще.

Короче, мне не пришло в голову ничего кроме как завалиться на постель. Ботинки, правда, перед этим я снял, как и носки, их повесил сушиться на батарею. Запасных мне не дадут. Отопления, естественно, нет, но так хоть на воздухе будут. Да и учитывать надо щели в окнах, их тоже будто с девяностых никто не менял.

Некоторое время я смотрел в потолок, следя глазами по трещинам в штукатурке. И естественно провалился в свои мысли.

Волновался я. И от этого никуда не денешься. Потому что сунул голову в пасть льва. Или в логове медведя спать прилег. Ну по нынешним временам скорее в логове морфа.

Так что варианта два. Либо примут за своего, либо будут пытать, пытаясь вызнать что-то о старой группе, а потом в расход. И подготовиться ко второму исходу не получится никак.

А не похуй ли? Если меня убьют, то мне будет похуй в любом случае, ровно с того момента как умру. Это вообще волшебное слово — похуй. Все равно меня на этом свете ничего кроме мести не держит.

Эта мысль меня немного успокоила, и я уснул.

Глава 10

Проснулся я от звука открывающейся двери. И рефлекторно потянулся к изголовью кровати, возле которого всегда ставил автомат. Когда ложился спать. Естественно не нашел, не было у меня ствола.

Сердце бешено колотилось. Снились кошмары. Еще из той, прошлой жизни, до Крыма. Про войну что-то, но ничего конкретного. В нем все схватки и бои, в которых мне приходилось участвовать, слились воедино. Да.

Если про меня кто-то думает, что я мясник со стальными нервами, то он очень сильно ошибается. Потому что нервы у меня как раз очень даже расшатаны. Я бы даже сказал, что они на пределе.

Такая уж у меня жизнь не спокойная.

Тем не менее, я встал и тут же натянул на себя кепку, которую до этого снял и положил на прикроватную тумбочку. Вот ведь будет тупо, если ко мне прозвище «Кепка» приклеится. Хотя на самом деле так часто военных и ЧВКшников называли мелкие бандиты, когда нам приходилось действовать в российских городах. Против банд в Череповце, например.

Да, вспомнилось. Я и там участвовал. В нескольких зачистках. Надо же, а я даже не думал, что я работал на территории Российской Федерации. И был уверен, что ЧВКшникам это делать запрещено. Хотя, может быть, я тогда в составе регулярной армии был?

Я ждал, что в дверь войдет какой-нибудь статный мужчина, может быть даже сам Мансур. Но дверь открылась, и в нее вошла девушка с подносом. То ли рабыня, то ли вольнонаемная работница, не знаю, но на вид ей лет было двадцать. Чернявая, смуглая, явно не русская. Кавказские черты лица.

— Привет, — проговорила она, остановившись.

— Привет, — только и ответил я.

— Я еду принесла. И ведро сказали забрать.

Еду? Как-то странно даже, этого я точно не ожидал. Посмотрел в окно. Ну да, время к вечеру, темнеть начинает. Это ж сколько я продрых? Придавил, наверное, минут по шестьсот на каждый глаз, не меньше.

А насчет ведра хорошо она вспомнила. Мочевой пузырь напоминал мне о том, что пора его опорожнить. Может быть это даже и хорошо, потому что если на допросе начнут бить, то гораздо меньше шансов обоссаться. Хотя, если я поем, то могу наблевать.

С другой стороны, блевать всяко приятнее, чем обоссаться, пусть это и выбор из двух говн. Потому что ссышь ты в штаны, а блюешь обычно на кого-нибудь другого.

— Сейчас, подожди, — сказал я, поднялся.

Расстегнул ремень, ширинку, помочился в ведро, стараясь не касаться причинного места руками. Потому что подозреваю, что руки помыть мне не дадут, а есть руками, которыми члена касался — такое себе. Посмотрел на девчонку, на лице у которой было смущенное выражение, но она ничего не сказала.

Застегнулся, вернулся за подносом. И даже не тюремное варево, нормальная еда — рагу из картофеля и моркови, в котором имеются какие-то следы мяса. Исключительно для запаха, пожалуй, думаю, что его даже вегетарианцам можно. Но как будто со своего стола кормили. И даже кружку с водой принесли.

Уселся обратно на кровать, положив поднос рядом, взял принесенную ложку, миску, закинул в рот кусочек картошки, прожевал. Переварена, естественно, практически пюре. Но такое нормально, когда на большую толпу готовишь.

Пахнет мочой, конечно, но сейчас не до сантиментов. Жрать хочется. Я же с самого завтрака ничего не ел, а тогда мне досталась порция овсянки с изюмом из сухого пайка. Сжевал, но она давно уже переварилась.