Лето, пляж, зомби 5 - Наиль Эдуардович Выборнов

— Ну там есть что прокомментировать, если честно, — я улыбнулся. Вот такой вот грубый комплимент получился, одна попка у нее действительно была, что надо.

— Да мне надоело это уже, — она выдохнула. — У меня высшее образование, а на меня смотрят, как на мясо для ебли.

— Ну, это ненадолго, — пожал я плечами. — И тебя не тронет никто, если что, на базе. Проследят. Да и вообще, среди наших айболит, а уж тем более хирург — вообще святой человек. Но ты готова к тому, что будет? Тебе в кишках ковыряться придется, а возможно, что руки и ноги отпиливать.

— Да я так-то этим и так занималась, — она хмыкнула.

— Неа, — я покачал головой. — Одно дело — старухе какой-нибудь с трофической гангреной ногу оттяпать. А совсем другое — здоровому мужику в расцвете сил. Причем, понимая, что жизнь после этого у него кончена, и что воевать он больше не сможет.

Она задумалась, после чего проговорила:

— Смогу. Куда деваться. Жизнь важнее.

— Вот и хорошо, — проговорил я. — Так что, пойдешь сегодня со мной ночью?

— Да пойду, конечно, — ответила она.

— Не смущает, что они импортные? — я подумал, что она наш ЧВКшный жаргон может и не понимать. Когда иностранец — «импортный», снайпер — «хирург», доктор — «айболит» и тому подобное. — Ну, иностранцы.

— Я так понимаю, что они очень хорошие бойцы, — пожала девушка плечами. — С другими ты договариваться не стал бы. Так что мне в общем-то без разницы. К тому же я вижу, что Роджер ваш — тоже американец.

— Как поняла? — я улыбнулся.

— Да по акценту, — она усмехнулась. — Он разговаривает как выходец с юга Америки. Я много фильмов старых смотрела в оригинале, учила язык. Хотела за границей работать. Африка, Латинская Америка.

— Однако, — хмыкнул я. — Если бы вся эта хуйня не случилась бы, то ты, возможно, меня все равно латала бы. Где-нибудь в Перу или в Габоне.

— Может быть итак, — она улыбнулась.

Она подняла и налила чай, заварку, не разбавляя ее вообще. Крепкий. Пододвинула одну из кружек мне, взяла свою, отпила.

— Хорошо это, — проговорила она. — Вот так вот просто сидеть и чай пить.

— Да, — я кивнул, тоже отпил.

Чай был знакомый, сейчас почти все такой пили. Мы его огромные запасы взяли, он был один из самых дешевых, и помимо листьев там еще и палок было достаточное количество. Ну или как их назвать, эти штуки… Но все равно вкусно.

Мне внезапно стало хорошо и уютно. По домашнему как-то. Можно забыть немного о крови, и обо всем, что произошло. Сегодня ведь семь человек погибло. Да, они бандиты, но с учетом того, что происходит на острове, это катастрофа настоящая. Сколько тут народа осталось? Не удивлюсь, если тысяч десять из нескольких миллионов. Остальные обратились в живых мертвецов.

Но сожалений по их поводу я не испытываю. Во-первых, потому что они уебки конченые. Во-вторых, потому что гробанулись эти долбоебы по глупости, откровенно говоря. Нет, первый, может быть, и нет, а вот второй, который в рюкзак полез — точно да. Очевидно же было, что его не просто так оставили.

Знакомая повадка, и мы точно так же делали. Чужой труп, например, заминировать для нас вообще не проблемой было никогда. Так уж мы привыкли работать — на верняк. И неопытные бойцы на это ловились часто. Не что пообтерлись, уже реже.

— Знаешь, Край, — проговорила она. — Я часто думаю, что сейчас с теми, кого забрали. Ну, из коллег моих.

— Думаю, не все так плохо, — пожал я плечами. — Работают врачами, но уже у бандитов. Кто-то, думаю, уже подвязался к ним официально. Стал своим.

— Но ведь есть риск, что вы и их убьете? — спросила она и тут же поправилась. — Нет, может быть, не специально. Случайно. Случайные жертвы среди гражданских считаются допустимыми же. Разве не так?

Я почувствовал, как в животе у меня засосало. О да, Саша, ты даже не представляешь, насколько я в курсе о случайных жертвах. И сколько я их причинил сам.

— Да, — кивнул я.

— Я не знаю, как пережила бы это сама, — проговорила она, покачав головой. — Нет, я врач, и у меня свое кладбище тоже есть, небольшое, правда. Хочу рассказать историю. Выслушаешь?

— Давай, — я пожал плечами, подул на чай и отхлебнул еще.

— Меня поставили к безнадежно больному. Рак, четвертая стадия, метастазы везде, где можно, неоперабельный. Резистентность к лучевой и химиотерапии. Я понимаю, что ничего сделать не могла, но было ощущение, что я сама его угробила…

Я не знал, что ответить. У меня никогда таких проблем не было. Я же не врач, да и особенной ценности в человеческой жизни я не видел никогда. Да даже сейчас — если мы все вымрем, что дальше будет?

— Но ты ведь была с ним? — спросил я.

— Да, — кивнула она. — До самого конца. К нему никто не подходил почти, медсестры отказывались. Я сама его мыла, Край. А он… Там отеки, да и в целом ожирение было. Зрелище было, конечно. И жалко его было очень.

Мне оставалось только молчать.

— После этого у меня как будто что-то изменилось. Понимаешь? — продолжила Саша. — Я больше не могу видеть людей как статистику. Я понимаю, что бывает по-другому. Что у каждого — своя история, своя боль. Даже у тех, кого мы, может быть, считаем врагами.

Я молчал. Потому что да, я считал людей статистикой. Особенно в те времена. Особенно когда был на «той работе». Неизбежные потери, вторичные цели, collateral damage, как это называют американцы — всё это я проглатывал легко. Не потому что был монстром. А потому что так было проще. Не думать всегда проще.

— А ты убивал невиновных, Край? — спросила она.

Я вздрогнул. Может быть, она в курсе? Знает о Габоне? Кто ей мог об этом рассказать? Олег и Овод мертвы. Лика… Она не стала бы. Знает, что я чуть не сломался в