Старый грубый крест - Терри Биссон
— На аналоговом?
— Химическом. Мы снимаем его. — Хварлген указала на предмет, похожий на пистолет, прикреплённый Джерри к одной из стен, который тотчас зажужжал и последовал за её рукой, а затем снова нацелился на чашу. — Я заказала этот антиквариат специально для данной работы. Всё, что делает наш AO, снимается на плёнку двадцать четыре часа в сутки.
— Как в кино! — сказал я. Я снова был впечатлён. — Так что же именно оно делает?
— Просто сидит там, в чаше. В этом-то и проблема. Оно отказывается — но не слишком ли антропоморфно для вас слово «отказаться»? Давайте начну всё сначала. Насколько мы можем судить, оно взаимодействует только с живой тканью.
По мне пробежала мелкая дрожь. Живая ткань? Это про меня, по крайней мере, ещё несколько лет, и я начинал понимать или, по крайней мере, подозревать, почему я здесь. Но почему я?
— Что именно вы подразумеваете под «взаимодействием»? — спросил я.
Хварлген нахмурилась.
— Не беспокойтесь так сильно, — сказала она. — Несмотря на то, что случилось с Мерсо, это вовсе не самоубийственное задание. Пойдёмте, выпьем ещё по чашечке кофе, и я всё объясню.
***
Мы оставили AO в его чаше, а лунни с проволочным пистолетом запер дверь. Вернувшись в Гранд Централ Хварлген налила ещё две чашки густого лунного кофе. Я начинал воспринимать её как устройство на колёсах, разъезжающее по своим делам.
— SETI была создана в середине прошлого века, — начала она. — В некотором смысле «Вояджер» был частью программы. НАСА приобрела её в конце века и изменило название, но идея осталась той же. Там искали свидетельства разумной жизни, предполагая, что реальное общение на таких огромных расстояниях всё равно было бы невозможно. Контакт считался ещё более маловероятным. Но в том случае, если бы такое произошло, предполагалось, что он, вероятно, не был бы чем-то вроде приземления космического корабля в Лондоне или Пекине и последующей просьбы «отведите меня к своему лидеру»; что всё было бы сложнее, и что нужно было бы создать достаточно места для человеческой чувствительности и интуиции чтобы встроить её в систему. Добавить гибкости. Итак, директора SETI установили приоритетом букву «E». Команде, приступившей к работе в случае первого контакте будет дан двадцать один день работы в полной секретности. Никакой прессы, никакой политики. Без присмотра взрослых, если можно так сказать. И командой будет руководить один человек, а не комитет; гуманист, а не учёный.
— И женщина, а не мужчина?
— Просто так выпал жребий. Вы будете удивлены, узнав, как всё было на самом деле. — Хварлген снова нахмурилась. — В любом случае, к тому времени, когда я получила работу, команда «E» была скорее подачкой, брошенной «неточным наукам», чем рабочей единицей — краткое ознакомление, финансирование и звуковой сигнал, который никогда не должен был пищать. Но соответствующие механизмы всё ещё действовали. Я была в гостях у профессора психологии Калифорнийского университета в Дэвисе, проводила отпуск данный университетом Рейкьявика, когда мне позвонили — через несколько часов после инцидента с Жаном Жене. Я уже была на пути к Высокой Орбитали, когда Мерсо умер. Или покончил с собой.
— Или был убит, — предположил я.
— Неважно. Обсудим позже. Во всяком случае, я воспользовалась чрезвычайными полномочиями, которые ООН предоставила команде «E» — я была уверена, что они никогда не будут использованы, — и организовала всю эту операцию здесь, в Хоуболте.
— Потому что вы не хотели спускать AO на Землю.
— Мы не думали, что это хорошая идея, по крайней мере, пока мы не поймём, с чем имеем дело. А Высокая Орбиталь в ужасном состоянии, к тому же трудно найти людей, которые могут долго переносить нулевую гравитацию без тренировки. Я знала условия на Луне, так как я работала здесь над своей докторской. Так мы оказались здесь. Всё, что произошло после смерти Мерсо, под моей ответственностью. Мой мандат команды «E» продлится ещё только на шесть дней. После этого наш друг отправится либо в полную комиссию SETI в качестве инопланетянина, либо в Q Team — команду Квантовой сингулярности — в качестве AO. Время имеет решающее значение; видите у меня его не очень много. Поэтому, пока я ждала на Высокой Орбитали, пока мой лунный персонал подготовит Хоуболт, я сама инициировала второй контакт. Я сунула руку — правую руку — в чашу.
Я снова посмотрел на неё с растущим уважением.
— Это вытекло из чаши и поднялось по моей руке, немного выше локтя. Словно длинная перчатка, такие моя прабабушка надевала в церковь.
— И…?
— Я написала это, — Она показала мне блокнот, на котором было написано:
— Это исландское слово, и оно означает «Новый рост». Я взяла с собой блокнот и карандаш, а также магнитофон. Всё закончилось прежде, чем я успела это осознать; это даже не показалось мне странным. Я просто взяла карандаш и написала.
— Это ваш почерк?
— Вовсе нет. Я правша, а я написала это левой рукой. Моя правая рука была в чаше.
— И что произошло потом?
— Затем она стекла — вроде как рябью; звучит довольно странно, но вы увидите — обратно по моей руке и в чашу. Помните, что всё это происходило на Высокой Орбитали при нулевой гравитации, и ничто не удерживало нашего ET в чаше, кроме того, что она хочет быть там. Или что-то такое.
— Теперь вы называете это ET.
— А вы разве не назвали бы это общением или, по крайней мере, попыткой общения? Неофициально говоря, его и его способа прибытия достаточно, чтобы убедить меня. Как ещё вы могли бы это назвать, если не ET?
Клякса Уиджи[27], подумал я, но ничего не сказал. Всё это начинало казаться мне безумием. Тёмная несущественность в миске выглядела примерно так же разумно, как кофейный осадок в моей чашке; и я больше не был настолько уверен в женщине в инвалидном кресле.
— Я вижу, что не убедила вас, — сказала Хварлген. — Это неважно — всё впереди. Во всяком случае, следующие нескольких часов я провела под охраной, словно Одиссей, привязанный к мачте, чтобы убедиться, что я не последую за Мерсо через воздушный шлюз. Потом я всё повторила.
— Ещё раз сунули руку в чашу.
— И снова мою





