Каору Такамура - Она (Новая японская проза)

Комната для волонтеров оказалась тщательно прибранной, нигде не валялось ни единой нитки. Словно тот ребенок, что таился в памяти, начисто стер здесь все следы ее образа.

Наверное, Она уже вернулась к себе на дачу. И наверное, снова вышивает — вышивает в моих воспоминаниях о том лете, куда я больше никогда не приду.

Перед отъездом из хосписа я еще раз заглянул в мамину палату.

Кровать, откуда ее унесли, была аккуратно застелена темно-зеленым покрывалом. На нем вышивка. Девочка, мельница, цветы.

В волосах у девочки был симпатичный бантик.

Shishu suru shojo by Yoko Ogawa

Copyright 1996 by Yoko Ogawa

Т. Розанова, перевод на русский язык, 2001

Эми Ямада

На «закате жизни»

Должна сказать, что мне уже довелось пережить «закат жизни». Иными словами, я готовилась к смерти. Понимаю, что это звучит несколько странно, но зато вернее всего выражает мое душевное состояние в те пресловутые несколько месяцев. Мне было десять лет. И целые дни я мрачно думала о том, как лучше провести время, отпущенное мне судьбой.

Все началось в то лето, когда наша семья во время летних каникул гостила у тети. Жара стояла просто невыносимая, и скука была смертная. А от скуки мне всегда начинают лезть в голову самые невероятные мысли и затеи. Не в состоянии даже пошевелиться от жары, я отстраненно наблюдала, как на холодной поверхности стакана чая со льдом медленно-медленно набухают капли. Отяжелев, они скатывались вниз. Дни тянулись в печальном бездействии. Тетин дом стоял посреди рощи, и я частенько прогуливалась в ней. Мне все нравилось в лесу: грибы, испускающие облачка желтоватой пыли, когда на них наступишь, шустрые стрекозы, стайками роящиеся над берегом речушки… Правда, я не была в детстве слишком любопытна, Просто страдала от невыносимой скуки. Мама полностью предоставила меня самой себе. Она же полностью была поглощена беседами с обожаемой сестрицей, с которой не виделась месяцами. Отец с дядей чуть ли не сутками просиживали над доской для игры в го,[12] так что меня попросту не замечали. Моя младшая сестренка играла со сверстницей-кузиной в глупые детские игры, а меня в них не принимали. Так что я хорошо прочувствовала, что такое одиночество. Практически меня бросили все. Но это, пожалуй, меня даже устраивало. Я просто упивалась своим одиночеством. Я вообще была несколько странным, причудливым ребенком. Когда мне хотелось пообщаться с какой-нибудь живой душой, я шла к Тиро — собаке, жившей в тетином доме. Нет, я не играла с ней, а просто наблюдала, как Тиро, виляя хвостом, бесцельно слоняется на привязи по прихожей. Пес, видимо, инстинктивно чувствовал, что я не отношусь к собачьим обожателям, а потому даже не пытался заигрывать со мной. Наверное, ему тоже было невыносимо жарко, потому что он всегда хрипло и тяжело дышал, с несчастным видом свесив язык до самого пола. По-видимому, ему тоже здесь многое было ненавистно. Потягивая ячменный чай, я изучала его.

Однажды, наведавшись к Тиро, я застала пса за едой. Он даже не обернулся ко мне и сосредоточенно пожирал рис под карри,[13] оставшийся от обеда. Тут во мне почему-то проснулась острая жалость к бедняге, вынужденному доедать эту гадость. Меня буквально затопило сострадание к собаке.

— Тиро! — негромко окликнула я его. Пес и ухом не повел, продолжая с хлюпаньем и чавканьем уплетать отвратительное пойло. Сунув ноги в шлепанцы, я ступила на земляной пол прихожей и подошла поближе к жевавшему псу. Он по-прежнему не обращал на меня внимания.

— Тиро! — снова позвала я. Пес даже головы не поднял. Тогда я присела рядом на корточки и погладила его по морде. Тиро с упоением облизывался. Вдруг он поднял морду. Наши взгляды скрестились: мой — полный сочувствия и любви, и его… Я улыбнулась. Он слегка оскалился в ответ, словно засмеялся по-своему, по-собачьи — так мне показалось, — а лотом цапнул меня за руку! От испуга и неожиданности я шлепнулась на пол и тут же выдернула руку из собачьей пасти. Я не ожидала такого подвоха, а потому испытала настоящий шок. От собаки я отползла. Тиро покосился на меня и снова принялся за еду.

Пошатываясь, я поднялась и, придерживая укушенную руку, прошла в дом. Там я с ужасом обнаружила на ладони две кровоточащие ранки. Закусив губу, я смотрела на Тиро. Вылизав миску, он потянулся и зевнул, явно пребывая в наипрекраснейшем расположении духа. Я вдруг ощутила острую боль в прокушенной руке, и слезы хлынули у меня потоком. Мне стало невыносимо горько, какая-то странная печаль затопила меня, но возненавидеть пса я была не в силах. О случившемся решила никому не говорить, так как боялась, что Тиро попадет за этот проступок.

Я промыла ранку и сделала вид, будто ничего не случилось. Никто не знал, какой ужас я пережила. Так как я старалась вести себя как обычно, то никто ничего не заметил. Так продолжалось до вечера.

Мама с тетей готовили ужин, а мы с сестренками смотрели мультсериал. Маленький ниндзя одолевал возникавших на его пути все новых и новых врагов, совершая героические поступки. Этот мультик был у нас вроде ритуала перед ужином. Именно в этот день маленького ниндзя укусила собака! Я в изумлении уставилась на экран телевизора, не в силах оторвать от него взгляда. Целых полгода ниндзя благополучно странствовал по свету, а тут — нате вам! — на него вдруг набрасывается собака! Маленький ниндзя после этого повел себя очень странно: то лакал воду прямо из реки, то бегал на четвереньках. Его бросало то в жар, то в холод, и наконец он совершенно лишился рассудка. Рассказчик невозмутимо объяснил, что маленький ниндзя умрет от бешенства через шесть месяцев после укуса собаки. Столько времени длится инкубационный период — потом болезнь берет свое.

— Эй, все слышали? Если укусит собака, то заболеешь бешенством! — завопила сестра.

У меня кровь отхлынула от лица. Я вдруг заметила, что старательно прячу под стол укушенную Тиро руку.

— Мама! Ты слышала? Если тебя укусит собака, то обязательно заболеешь бешенством и умрешь! — опять заверещала сестра.

И тут неожиданно для себя я взорвалась:

— Дура! Заткнись! — и что есть мочи дернула сестру за волосы.

Сестра разревелась. Вообще-то разрыдаться впору было мне. Из кухни примчалась перепуганная мама.

— Что? Что тут такое?!

— А-а! — ревела сестра. — Она дергает меня за волосы!

— Что ты себе позволяешь? — возмутилась мама. — Ты ведь старшая!

Не сдержавшись, я тоже разрыдалась. Мама с сестрой в изумлении смотрели на меня, так как я никогда раньше не плакала на людях.