Предсказание дельфинов - Вольф Вайтбрехт

Нетерпеливым движением она откинула прядь волос со лба. - Наверняка для этого нужны большие лаборатории, и на Земле от них не должно было остаться и следа? -

- Возможно, эта культура, превосходящая нашу, погибла вместе со своей технологией? На конгрессе высказывались похожие мнения. Но мне пришла в голову идея. Почему бы вам не заглянуть к Петеру попозже и не спросить, не захочет ли он присоединиться к нам сегодня вечером? Я мог бы рассказать ему о конгрессе и лекции Уилера, которая, уверен, его заинтересует. Что ты думаеш? К сожалению, у меня нет времени. Мне нужно в университет, на семинар, а потом, ура, в Хольцапфель С этими словами он ещё раз взмахнул министерским письмом, сунул его в папку и поспешил прочь.

Вот он и бежит, подумала Хельга, к Хольцапфель, Боже мой, там он будет скромным, если не сказать застенчивым. Я знаю Бертеля. Он добрый, но слишком увлечён своим воображением, иногда сам им увлечён, и, по сути, совершенно непрактичен в повседневных делах.

Она была фактически главой семьи, не только когда дело касалось забивания гвоздей в стену, но и в других отношениях: ей приходилось распоряжаться деньгами, и если требовалось что-то важное купить, ей приходилось убеждать его в этом; он всегда полностью полагался на неё. Слишком много, слишком исключительно, по её мнению.

Возможно, всё было бы иначе, если бы у них были дети. Они бы громко и безжалостно заявили о своих требованиях и спустили бы папу с небес на землю. Хельга отбросила эту мысль; она слишком часто посещала его.

Бертель пользовался большим уважением в своей области, хотя и был склонен мечтать и строить догадки, особенно когда погружался в сказки и легенды. Он даже разработал теорию на основе сказок о гномах, сначала полушутя как - вклад фольклора в утопию а затем всё более серьёзно. Некоторые исследователи утверждали, что сказки о гномах – всего лишь старые воспоминания шахтёров, но он не соглашался: гномы были астронавтами с другой планеты, вероятно, из другой солнечной системы!

Он собрал огромное количество литературы о гномах; по его мнению, основные характеристики в сказках и легендах полностью соответствовали его теории. Он часто ловил себя на том, что говорит о них; друзья часто дразнили его, называя - гномом Бертелем - или, более величественно, - королём Лаурином в честь легендарного короля гномов Доломитовых Альп, который, как говорили, боролся с Дитрихом фон Берном. Он принимал эту насмешку, хотя втайне немного возмущался. Он был убеждён в своей правоте.

Разве его идея была настолько невозможной и фантастической в мире космических полётов, лунных обсерваторий и космического цветного телевидения? Но, с другой стороны, разве это не была всего лишь прихоть, каприз? Разве не было риска с такой теорией выставить себя дураком, как серьёзного исследователя?

Разве он не чувствовал то же самое? Ведь в своей книге он вообще не упоминал теорию карликов. Означало ли это, что он сам не был в ней уверен? Но откуда же взялось рвение, с которым он продолжал искать и упорствовать в этом направлении?

Хельга вздохнула и поставила поднос с бабушкиными синими чашками с узором из луковиц на кухонный стол. После мытья посуды, которое всегда казалось ей каторжной работой, ей ещё предстояло увеличить надгробие Максимилиана до 30 на 40 см для витрины на Марии-Терезиен-штрассе, но после этого она хотела попытаться добраться до Петера.

Надеюсь, он не поймёт меня неправильно, подумала она, запирая дверь квартиры. Петер втайне всё ещё злился на неё за то, что из двух неразлучных людей она выбрала Бертель, мечтателя, а не его, логика и рационалиста. Это, очевидно, сильно сказалось на нём в первые годы, поскольку он редко появлялся у Хуберов. Даже сегодня он всё ещё делал намёки, полушутя-полусерьёзные.

Она быстро пошла по улице к своему туристическому бюро, разнесла заказы на фотосъёмку и быстро уладила кое-какие дела. Итак, был уже почти полдень, когда она поднялась по лестнице ко входу в Зоологический институт – старое, тёмное здание в неоклассическом стиле. Штукатурка с мраморных колонн местами отвалилась, обнажив голые кирпичи. Было ясно, что зоология не была любимым детищем альма-матер.

Швейцар смотрел ей вслед. Он знал госпожу Хубер и её мужа, доктора. Редко кто-то приходил в институт, кроме сотрудников, и поэтому их особенно вспоминали. Но сегодня, покачал он головой, день был совершенно глупым. Казалось, жители Инсбрука все вместе сговорились прийти в Зоологический институт. Поскольку директор был в отъезде, доктор Петер Грайндль принимал всех посетителей.

- Здравствуй, Хельга – поприветствовал он её, немного удивлённо, но явно обрадованно. - Присаживайся, пожалуйста!

Он встал, чтобы отодвинуть для неё небольшой стул. Он вздохнул: - Какая досада! Кажется, дельфины теперь единственная тема для разговоров. Все вдруг узнали, что в университете есть зоологический институт; это как эпидемия!

Хельга добродушно улыбнулась ему. - А чтоб тебе лопнуть, я тоже пришла из-за дельфинов. Бертель была вчера в Вене и слышала выступление Уилера на конференции, а теперь мы хотели…

- Бертель была в Вене и слышал Уилера? На конференции, ради всего святого, как он туда попал?

Хельга быстро доложила: - А теперь нам очень хотелось бы узнать немного больше. Не хочешь ли ты прийти ещё раз? Было бы здорово, и уже давно пора, и Бертель наверняка сможет рассказать тебе о лекции Уилера гораздо больше, чем пишут в газетах.

Петер Грейндль всё ещё был крайне удивлён. - Я ничего не понимаю: Бертель с экспертами по бионике? Дельфины не карлики! Дельфины — высокоинтеллектуальные морские млекопитающие. Дельфинов можно трогать, тренировать, вживлять электроды в мозг, разводить, они существуют! Это не фольклор, не вымысел и не плод воображения! -

- И всё же, — возразила Хельга, — профессор Уилер, один из ваших мировых светил, вчера публично заявил, что то, что вы, зоологи, можете потрогать у дельфинов, было искусственно изменено! -

- Конечно, это не так уж точно – подчёркнуто деловым тоном ответил Петер. - Жаль, что сейчас у нас выдают всю литературу о дельфинах до последнего тома, иначе я бы сразу же доказал тебе, что Уилер явно перегибает палку. Хорошо, я приду вечером, и мы поговорим дальше. Но только если ты позаботишся обо мне, старом холостяке, и будеш обращаться со мной так же хорошо, как со