Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки (СИ) - Хренов Алексей

Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки.

Глава 1

Мамуно Веришлили!

Начало д екабр я 1937 года. Эсминец «Незаможник», порт Батуми, Грузинская ССР.

Лёха сидел в совсем компактной кают-компании эсминца «Незаможник» пришвартованного у причала порта Батуми — в компании командира, старпома, комиссара, начальника военно-морской базы Батуми и появляющихся и исчезающих младших командиров эсминца — и, размахивая руками, пересказывал им свои любимые «испанские сказки». А если точнее, приправленные смыслом и сарказмом байки о роли авиации и флота в современных условиях. Рассказывал, как торпедировали испанский линкор, как бомбили немцев и испанцев, как взрывали мост со Стариновым, как угонял «Шторьх», какие сейчас самолёты, как бессильна оказалось ПВО, и многое, многое другое. Естественно, не обошлось и без рассказов про темпераментных испанок, южную кухню, музыку и вообще про жизнь по ту сторону железного занавеса.

Моряки слушали, как дети: с открытыми ртами, хохотали, качали головой, а иногда и и подозрительно косились — мол, может, и заливает же, товарищ лётчик.

Название эсминца — «Незаможник» — вдруг, совершенно внезапно, дернуло Лёху куда‑то в прошлую жизнь. Такое, надо сказать, стало случаться уже крайне редко. Он ведь свыкся со своим новым телом, принял свою жизнь в 1937‑м, друзей, ба… хммм… любовь, врагов… Принял так, что иногда и сам себе казался человеком отсюда, а не пришельцем из другого времени.

Но сейчас — вспыхнуло. Совсем иной берег, другой свет в окнах. Его трёхлетний сын, смешно морща нос, учился говорить. И слово «незабудки» он, не колеблясь ни секунды, произносил как «заебудки» — так уверенно и гордо, что исправлять… Пришлось согласится и стали они «заебудками» навсегда.

И вот теперь, глядя на свежевыкрашенные буквы названия на борту, Лёха без колебаний переименовал корабль в «Заебож…к» — и едва сдержал ухмылку, когда его поправили, чтобы кто‑нибудь не спросил, отчего это его так развеселило.

— … А вы говорите — у нас бардак, — философски подвёл итог капитан второго ранга. — А там вообще карнавал с литаврами. В общем, думать надо товарищи командиры… и выходить на руководство с предложениями.

Постепенно веселье стало иссякать. Лёха, допив свой третий стакан чая с лимоном и сильным привкусом алкоголя, потянулся и вздохнул.

— Всё что нажито честным непосильным трудом… — грустно сказал он, обращаясь скорее к потолку кубрика, чем к собеседникам. — Всё там, на «Хэросиме». Подарки, сувениры, личное барахло. Всё на танкере осталось. А я, выходит, тут. Без ничего. Как нищий родственник.

Наступило мимолётное молчание и товарищи командиры переглянулись… Где-то наверху глухо скрипнула палуба.

— Какие проблемы! Ты же не арестованный. Сейчас сгоняем портовый катер, чего там! — неожиданно предложил слегка подгулявший начальник базы, поднявшись с лавки и ткнув пальцем в воздух. — Да хоть сейчас!

— Пару краснофлотцев организуем, — подмигнул командир эсминца. — Надёжные ребята, не подведут.

Морское братство сработало.

Через двадцать минут катер уже негромко рычал мотором, нарезая тёмную гладь бухты. Ещё через сорок пять минут он, вернувшись опять ошвартовался у борта эсминца. Там, на освещённой палубе, пара исключительно довольных краснофлотца, ставшие богаче на несколько пачек испанских сигарет, с лицами победителей грузили из катера то самое «нажитое непомерным трудом». Надо сказать, что не так и много то по современным меркам: пара чемоданов и пара не слишком больших ящиков. Любимый аккордеон Hohner Лёха гордо втащил на борт самостоятельно и без посторонней помощи.

Уснув на узкой койке уже за полночь, с утра Лёха был снова буквально стащен с койки рано утром.

Начало декабря 1937 года. Обком партии, город Батуми, Грузинская ССР.

Первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Лаврентий Павлович Берия раздражённо качался на стуле в здании Аджарского обкома партии в Батуми и был зол на весь мир.

— Мудаки! Ну что за мудаки собрались вокруг! — буркнул он себе под нос, сжав в пальцах мундштук. — Правда, преданные лично мне мудаки… но всё же.

Перед ним виновато стоял по стойке «смирно» начальник НКВД Грузинской ССР товарищ Гоглидзе. Стоял, почти не дыша, глядя в одну точку чуть выше головы Берии.

— Это надо было умудриться устроить перестрелку с этим сраным морским лётчиком! Да ещё и с Героем Советского Союза! И где? В гостинице обкома партии! — Берия подался вперёд. — Что молчишь? Распустил своих архаровцев, говори!

— На фуршете, — начал Гоглидзе осторожно, — Секретарь Аджарского обкома, Иосиф…

— Дальше, — нетерпеливо махнул рукой Берия.

— … сцепился с моряком, точнее — с морским лётчиком с прибывшего парохода. Дальше показания расходятся. То ли лётчик слопал последний бутерброд с икрой, опередив товарища Коч…— Гоглидзе запнулся, — … мазашвили, то ли… хмм… погладил его даму по мягкому месту. То ли и то и другое произошло одновременно.

— Мамуно веришвили! Жалко что ли задницы этой профурсетки! У него же целый гарем тут, в Батуми! Продолжай! — голос Берии стал вязким и заинтересованным.

— Ну этот в Батуми у него совсем маленький… К ним подошёл прибывший на пароходе политработник, бригадный комиссар, этот… Кишиненко, вот! Всё свелось в итоге в шутку, все долго смеялись, даже жали руки и обнимались. Ну, а ночью была дана команда по инстанции…

Он запнулся. Берия медленно кивнул головой:

— Ну? Что этот… мазашвили приказал?

— Задержать моряка до утра. Доставить в следственный изолятор и провести аккуратно, так сказать воспитательную беседу. Ну, может, попинать немного, чтоб знал своё место. Но… наш лейтенант, старший наряда, проводивший задержание, по привычке крикнул: «Вы арестованы!»

Лётчик захлопнул дверь номера, открыл окно и заорал, что на него напали переодетые троцкисты, шпионы и пидарасы из Парижа. Кто-то из персонала гостиницы вызвал наряд милиции.

— Так и кричал — пидарасы из Парижа? — Берия впервые за беседу улыбнулся.

— Да. Называл наш наряд пидарасами, мужеложцами и свистящими задницами. Всё запротоколировано. Вот показания горни…

— А наш лейтенант… он разве не мужеложец? — Берия развеселился и махнул рукой, мол продолжай.

— Э… пока не замечен. Но если прикажете… — начальник НКВД Грузии никак не мог поймать настроение начальства. Берия снова кивнул головой — давай, не тормози.

— При попытке выломать дверь лётчик открыл огонь из «Браунинга». К счастью, выстрелил вверх, но эффект вышел… громкий. Тут как раз подоспел усиленный милицейский наряд. Милиционеры, не разобравшись, скрутили наших и набили им морды. И только потом увидели у нашего старшего удостоверение сотрудника НКВД. Ни ордера на арест, ни приказа у него не оказалось. Причём, как выяснилось позже, милиционеры были местные, грузинские, из районного отдела, так что теперь весь Батуми обсуждает это событие.

Берия приподнял бровь.

— Милиция? Скрутила этого чекиста⁈ И после этого он не пидарас?

— Усиленый наряд. Милиционеров было сильно больше. То есть, виноват! Как прикажете, товарищ Берия. Конечно он пидарас, он редкостный пидарас! Просто он пока об этом не догадывается. Разрешите прямо сейчас отдать указание? Есть у меня несколько проверенных кадров… К утру точно станет самым прожжённым пида…

— Дальше что было? — Берия утер слёзы и отрицательно покачал головой.

— Говорят, лётчик был в одних трусах и с «Браунингом». Пока милиция с нашими разбиралась, подоспел наряд моряков из комендатуры порта и патруль от армейцев прибежал от рынка, с винтовками, эти сразу гостиницу оцепили. Лётчик тоже оказался их, из Крыма, с ихнего этого проклятого флота. Сдал оружие своим и добровольно поехал с моряками. Сейчас сидит у них. Считается… задержанным до выяснения. Но не нами. По информации нашего внештатного сотрудника, его разместили не на гауптвахте, а на на эсминце «Незаможник». Который позавчера зашел в порт в рамках учений. Лётчик играет в преферанс с Бакарджиевым, командиром эсминца и начальником порта — Гоглидзе посмотрел на часы, — уже часа четыре. По информации наших источников уже два раза обратно раздавал одежду проигравшимся командирам.