Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Я решил, что пора дать ей немного времени переварить всё, что произошло. Скомкал салфетку, открыл дверь и направился к ближайшей урне. Та стояла за углом школы, рядом с облупленной стеной.

И стоило мне повернуть за угол, как я застыл.

Там, прислонившись плечом к стене, стояла Аня. Вот блин, что называется – давно не виделись.

– Вова… а можно… мы вместе домой поедем? – спросила моя сожительница.

Я замялся. И как, чёрт возьми, теперь объяснить, что у меня уже есть кого везти?

Ситуация, мягко говоря, не из простых. Пришлось импровизировать.

– Слушай… я сейчас домой не иду. Вернее, иду, но не сразу… – начал я говорить максимально невозмутимо.

– Ничего, я могу побыть с тобой, – заверила Аня. – Заодно проветрюсь.

Вот же упрямая…

На самом деле ситуация стремительно превращалась в тот самый типичный треугольник, в котором нормальные люди обычно не выживают.

– Давай я тебе лучше такси вызову? – предложил я, надеясь, что это хоть как‑то разрядит обстановку.

Аня ничего не ответила. Её взгляд вдруг застыл где‑то у меня за спиной. Я обернулся – и всё понял. Сожительница увидела мой джип, на переднем пассажирском сиденье которого сидела Соня… благо завуч своей соперницы не видела: чуть наклонилась вперёд и ковырялась в своей сумке.

Сцена, конечно, получилась показательная.

– Ах вот какие у тебя дела, – процедила Аня, переходя на шипение. – Ты связался с этой… шалашовкой?

Я даже ничего не успел ответить, как девчонка развернулась и ушла быстрым шагом, не оглядываясь.

Я не стал её окликать… не к чему. Потом дома поговорим. Ну если, конечно, она домой вернётся. А с кем я там «связался» или не связался – уж точно не её дело.

Вот только… я внезапно вздрогнул, вспомнив, что до сих пор не забрал пса от тренера. М‑да… ситуация из серии «не успел выдохнуть – уже беги тушить новый пожар».

Надо было срочно что‑то придумать, пока Аня не добралась до квартиры раньше меня.

В голову, правда, ничего внятного не пришло.

Кроме одного – позвонить Кириллу. Пацан уже не раз доказывал, что на него можно положиться. И если кто‑то мог помочь мне выкрутиться сейчас, то это был именно он.

Я достал телефон и набрал Кирилла. Послышались длинные гудки. Первый, второй, третий… Ничего. Но когда я уже думал отключаться, из динамика послышался голос пацана.

– Алло, Владимир Петрович! – запыхавшись, ответил он. – Извините, не сразу взял, мы тут с пацанами в футбол играем.

– Ага, – хмыкнул я. – И сколько до конца матча осталось?

– Да ещё минут тридцать, – бодро отозвался Кирилл.

– А никак нельзя, чтобы тебе замену сделали? – уточнил я. – Тут, Кирилл, дело одно выскочило. Помощь нужна, а в долгу, сам знаешь, не останусь.

Он сразу посерьёзнел:

– Что делать, Владимир Петрович?

Я коротко объяснил задачу. После паузы Кирилл присвистнул:

– Владимир Петрович, вы, конечно, с этой собакой конкретно так вляпались… А куда её потом девать, как я её у тренера заберу? У меня так‑то у мамки аллергия на собачью шерсть…

– Мамку твою мы беспокоить не будем. Потом подойдёшь по адресу, который я тебе говорил, – уточнил я. – Под ковриком найдёшь ключ от хаты. Дверь откроешь, собаку внутрь запустишь, закроешь дверь, а ключ сунешь обратно под коврик. Всё просто. Понял?

– Отлично понял, Владимир Петрович, – сказал он уверенно. – Только номер тренера вашей… собаки скиньте, ну на всякий случай.

– Сейчас отправлю, молодой, – ответил я. – И ещё… в коридоре, на тумбочке, в вазочке лежат бабки. Считай это премией за оперативное выполнение задания.

– Спасибо, Владимир Петрович! Уже лечу. Я вас не подведу! – пообещал Кирилл.

Связь оборвалась, и я с облегчением выдохнул.

Так, можно считать, что один вопрос закрыт. Теперь оставалось только доставить Соню домой и наконец‑то завершить этот безумный день.

Глава 8

Соня, едва мы тронулись, начала говорить быстро, сбивчиво, будто боялась замолчать. Наверное, тогда бы ей пришлось снова слушать собственные мысли? Хрен его знает, но она перескакивала с темы на тему, рассказывая, какой трудовик подлец, как он её обманывал, как «всё это» было ошибкой.

Я смотрел на дорогу, но иногда бросал короткие взгляды в зеркало заднего вида – на отражение лица завуча. Там всё было написано без слов. На лице запечатлелась обида и какой‑то глупый стыд, что вообще поверила этому мутному типу.

Я слушал ровно столько, сколько позволяла вежливость. Но когда понял, что рискую сегодня превратиться в подушку для слёз, решил поставить точку.

– Соня, – перебил я. – Смотри, ты, конечно, с этим товарищем конкретно так опростоволосилась, спору нет. Но ты же сама сейчас говоришь, что надо его забыть и вычеркнуть из жизни. Так вот – бери и вычёркивай. Убирай слёзы, сопли и вот эти вопли о несчастной любви. Сделала выводы, и пошла дальше.

Завуч замолчала. Потом коротко кивнула и выдохнула так, будто сбросила мешок с плеч.

– Ты прав. Слишком много чести для такого козла, как он, – выпалила она.

– Во, другое дело!

– Я, кстати, надеюсь, что он скоро из школы свалит окончательно, – добавила Соня, нервно ёрзая на кожаном сиденье. – Он сам мне говорил, что работа в школе для него как каторга.

– Ну, – протянул я, – значит, недолго осталось.

Она чуть улыбнулась. И продолжила дальше тарахтеть. Я быстро смекнул, что Соня попросту изменила стратегию: если поначалу она жаловалась на свою нелёгкую, то теперь перешла в наступление – поливала трудовика грязью.

Я для себя решил так: раз уж тема неизбежна, то стоит выжать из неё пользу. Пусть говорит – может, расскажет что‑нибудь дельное.

То, что трудовик никакой не педагог, а случайный пассажир, я понял давно. Этот фрукт не любил детей, не вкладывался в них. И вообще вёл себя как человек, которому школа нужна не ради миссии, а ради какой‑то выгоды.

А значит, в его истории была подоплёка.

– Слушай, Сонь, – я покосился на неё в зеркало заднего вида, – как я понимаю, этот крендель недавно устроился в школу?

– Ну да, – кивнула завуч. – За недельку до того, как ты в больницу лёг. Ты что, не помнишь?

– Память после больнички дырявая…

Фраза, которой я уже не раз прикрывался, сработала как всегда безотказно. Соня задумалась.

– А‑а‑а… вот оно что, – протянула она. – А я‑то всё думала, почему ты практически ничего не помнишь. Да ты вообще, если честно, другим человеком стал после того, как тебе больничный закрыли. Совсем другим.

Я не ответил, чтобы эту тему не развивать. Знала бы она, что я не просто другой, а… совсем другой.

Соня помолчала, но, видя, что я не собираюсь ничего говорить, вынесла свой вердикт:

– Может, оно и к лучшему, Владимир. Ты прежний был слишком мягким… без обид.

– Да ну, – усмехнулся я. – Какие обиды, мягкие долго не живут. Но мы сейчас не обо мне. Ты хотела рассказать, зачем твой бывший… кхм, возлюбленный пришёл работать в школу.

Соня отвела взгляд, снова поёрзала на сиденье, потом пожала плечами:

– Честно? Не знаю. Когда я спрашивала, он всё время съезжал с темы. То шутками отмахивался, то переводил разговор.

– Понятно… – протянул я. – А бизнес у него какой?

– Тоже толком не знаю, – призналась завуч. – Говорил, что «дела идут», но без конкретики. А если я пыталась уточнить, сразу становился раздражённым.

– Мутный, значит, – я крепче сжал руками руль. – Но при бабках.

– Да уж, – вздохнула Соня. – Теперь понимаю, что я даже не знала, кто он на самом деле.

Я никак не прокомментировал, помолчал, беря время на подумать. Такое ощущение, будто этот «Котя» специально нарисовался в школе и явно не ради зарплаты, а ради чего‑то другого. Что‑то тут нечисто.

– Ну, – продолжил я, – если мужик с бизнесом идёт работать в школу за копейки – значит, ему нужно не место, а прикрытие.

Соня нахмурилась, тоже задумавшись. Видимо, раньше такие мысли её не посещали, а если и посещали, то быстро отходили на второй план.