Проклятый Лекарь. Том 5 - Виктор Молотов

В проём ворвалась целая толпа — три медсестры, два санитара, дежурный реаниматолог Семёнов и даже уборщица с ведром, которая случайно оказалась рядом.

Мониторы продолжали свою какофонию — каждый аппарат пищал в своей тональности, создавая адскую симфонию тревоги.

Монитор сердечного ритма показывал тахикардию (учащённое сердцебиение) — сто сорок ударов в минуту. Пульсоксиметр (прибор для измерения насыщения крови кислородом) мигал красным — сатурация упала до восьмидесяти пяти процентов.

Даже автоматический тонометр сошел с ума, показывая то двести на сто двадцать, то восемьдесят на пятьдесят.

— Что здесь происходит⁈ — Семёнов, крупный мужчина с седой бородой а-ля Хемингуэй, бросился к аппаратуре. Его белый халат развевался как плащ супергероя. — Пульс под двести! Это желудочковая тахикардия! Опасное нарушение ритма сердца⁈ Где дефибриллятор⁈

— Спокойно, коллега, — я поднял руку в успокаивающем жесте. — Никакой тахикардии. Пациент пришёл в сознание после месячной комы. Это стрессовая реакция организма. Показатели уже стабилизируются, посмотрите сами.

Действительно, цифры на мониторах начали приходить в норму. Пульс опустился до девяноста, давление выровнялось до ста тридцати на восемьдесят, сатурация поднялась до девяноста шести процентов.

— Это невозможно! — воскликнула старшая медсестра реанимации Раиса Павловна, женщина лет пятидесяти с лицом уставшей от жизни учительницы математики. — Он же был в глубокой коме! Третья степень по шкале Глазго! Никаких реакций на болевые стимулы! А теперь…

— Это чудо! — подхватила молодая медсестра Катя, девушка лет двадцати с наивными глазами первокурсницы. — Самое настоящее чудо!

Никакого чуда тут нет, детка. Только некромант с сомнительной моралью и способностью манипулировать жизненной энергией. Цинично, но это факт.

— Никаких чудес, — твёрдо произнёс я вслух. — Спонтанное восстановление сознания при комах неясной этиологии встречается в пятнадцати процентах случаев. Редко, но бывает. Просто нам повезло попасть в эту статистику.

На самом деле — в полутора процентах. И то если очень повезёт. Но им лучше не знать реальную статистику, а то начнут копать глубже.

— Но мы же всё перепробовали! — Семёнов всё ещё не мог поверить в происходящее. Он подошёл к Красникову и начал проверять зрачковые рефлексы фонариком. — Стимуляторы ЦНС! Ноотропы последнего поколения! Даже экспериментальный протокол с транскраниальной магнитной стимуляцией. А это — воздействие магнитным полем на мозг, между прочим!

— И что? — пожал я плечами. — Может, именно комплексное воздействие и дало отсроченный эффект. Знаете, как бывает — долго ничего, а потом бах — и результат.

— Но такая реакция мониторов… — Раиса Павловна подозрительно смотрела на меня. — Я тридцать лет в реанимации, но такого не видела. Как будто его током ударило.

Близко к истине, дорогая. Только ток был энергетический, а не электрический.

— Стрессовая реакция симпатической нервной системы, — уверенно соврал я. — Массивный выброс гормонов стресса — адреналина и норадреналина после длительного угнетения. В литературе описаны подобные случаи.

— В какой литературе? — Семёнов прищурился.

— Журнал «Неврология и нейрохирургия», прошлогодний выпуск. Статья профессора Жданова из Питера. Могу дать ссылку, если интересно, — я усмехнулся.

Конечно, никакой статьи нет. Но пока он будет искать несуществующего Жданова, я успею замести следы.

— Ладно, допустим, — Семёнов отступил. — Но протокол требует полного обследования. МРТ головного мозга, ЭЭГ, полный неврологический статус…

— Безусловно, — кивнул я. — Но не сейчас. Пациент только что вышел из комы. Ему нужна адаптация. Слишком агрессивная диагностика может вызвать рецидив. Дайте ему час на стабилизацию, потом обследуйте сколько душе угодно.

— Час? Но…

— Коллега, вы хотите рискнуть и потерять пациента из-за спешки? Или дать организму время на адаптацию?

Семёнов поджал губы. Логика была железной — никто не хочет быть виноватым в ухудшении состояния.

— Хорошо. Час. Но я буду ждать в ординаторской, — заявил он.

— Как угодно. А теперь, коллеги, прошу всех выйти. Слишком много людей — это стресс для пациента. Мне нужно провести первичный опрос и оценку когнитивных функций.

— Но я должна проверить витальные показатели! — возразила Раиса Павловна.

— Мониторы работают, всё записывается автоматически. Если что — сработает сигнализация.

Медики нехотя потянулись к выходу, бросая любопытные взгляды на Красникова, который сидел на кровати с видом человека, наблюдающего театр абсурда.

— И пожалуйста, — добавил я вслед, — никакой информации вне этой палаты. Пациент имеет право на конфиденциальность. Если журналисты узнают про «чудесное исцеление», нам всем мало не покажется.

Это подействовало. Никто не хотел иметь дело с прессой.

Когда дверь закрылась, я повернулся к Красникову. Он сидел на кровати, обхватив колени руками, и выглядел потерянным, как ребёнок в супермаркете.

— Итак, Кирилл, давайте спокойно разберёмся. Начнём с простого — что вы помните?

Он нахмурился, морщины на лбу образовали глубокие борозды.

— Я… я не знаю, — запинаясь, произнёс он. — Всё как в тумане. Точнее, вообще ничего. Пустота. Как будто меня не существовало до этого момента.

— Вы помните своё имя?

— Нет. Вы сказали — Кирилл. Кирилл… — он попробовал имя на вкус, как незнакомое вино. — Звучит… нормально? Но не откликается внутри.

— Фамилия? Возраст? Профессия?

— Ничего. Абсолютная пустота.

Полная ретроградная амнезия. Или он гениальный актёр. Но судя по расширенным зрачкам и микродвижениям глаз — не врёт. Мозг действительно обнулился.

— Спокойно, — мой голос прозвучал ровно и спокойно. — Не паникуйте. Это предсказуемо после того, что вы перенесли. Ретроградная амнезия. Давайте разберёмся вместе. Посмотрите на свои руки.

Кирилл с недоумением, словно видел их впервые, поднял ладони к лицу.

— Что вы можете о них сказать? — мягко подтолкнул я его. — Они привыкли к тяжелой работе? Или к чему-то другому?

Он долго, с детским любопытством рассматривал свои пальцы.

— Не знаю… — пробормотал он. — Пальцы длинные… а на кончиках… — он потёр подушечки большого и указательного пальцев друг о друга, — … кожа твёрже. Мозоли. Странные. Не от лопаты.

Мелкая, постоянная, повторяющаяся работа. Не физическая сила, а точность. Музыкант? Ювелир? Или…

— Хорошо. Теперь попробуем иначе, — я сменил тактику. — Я назову несколько совершенно разных слов. Не пытайтесь вспомнить. Просто прислушайтесь к себе. Вызывают ли они у вас какие-то… ощущения? Чувство чего-то знакомого.

Кирилл неуверенно кивнул, его взгляд был полон страха и надежды.

— Первое слово, — начал я, делая первый бросок наугад, — «скальпель».

Он нахмурился, прислушиваясь к пустоте внутри себя.