Операция "Ловец Теней" (СИ) - Март Артём
— Нет, — покачал я головой. — Пусть несут себе службу в штатном режиме. Когда закрутится, тем убедительнее будет наша уловка.
— Главное, чтобы нас свои же не постреляли, — задумчиво сказал Вакулин.
— Ты что, действительно пойдешь на это? — удивился Лазарев. — Действительно будешь участвовать в этом балагане, придуманном на коленке?
Вакулин посерьезнел.
— Мне этот расклад совсем не кажется балаганом, Емеля. Просто, грубо — да. Но должно сработать. Призраков подстегнет видимая легкость мишени, а еще ограниченность во времени. Ну, конечно, мнимая. Такая, в которую мы поможем им поверить.
Лазарев молчал. Лишь не отрывал взгляда от своего товарища.
— Емеля, ты с нами? — спросил Вакулин холодно.
Лазарев не выдержал его взгляда. Опустил глаза.
— Слишком ненадежно. Слишком много надежды на «авось». «Ловец Теней»…
— «Ловец Теней», — перебил я его, — предполагал долговременное ослабление боевой готовности заставы. А вот наш «Маленький переполох» создаст лишь видимость таковой. Причем на краткое время.
— Да, — согласился Вакулин, — план не идеален. Но и «Ловец» не был идеальным. А Селихов предлагает неплохой выход. Мы спровоцируем «Призраков» действовать. Причем будем на шаг впереди и приведем их туда, куда надо. Вот только…
Вакулин обратил свое лицо ко мне.
— … вот только нам нужно, чтобы наши сержанты участвовали в операции. Нужна засада. Тогда есть высокая вероятность того, что мы сдюжим.
— Этот вопрос мы решим, — покивал я, — решим, когда я вернусь из наряда. Время еще есть.
Вакулин тоже кивнул. Потом обратился к Лазареву:
— Ну так что?
Капитаны напряженно уставились друг на друга. Лазарев сжал губы. Его явно терзали сомнения.
— Думается мне, — усмехнулся я Лазареву, — вам, товарищ капитан, по долгу службы придется участвовать. Уж не отвертитесь.
Вакулин немного погодя вздохнул.
— Хорошо. Благо, они пойдут к нам только завтра ночью, а не сегодня, как информатор говорил сначала. Хотя бы будет время придумать, что я начальству скажу, когда вся эта ваша авантюра провалится, а «Призраки» улизнут обратно на сопредельную территорию.
В бане было сухо и прохладно. Едва уловимый смолянистый запах древесины висел в воздухе.
Сержанты с Матузным сидели по лавкам. Руки им связывать не стали. Они повесили головы. Смотрели на нас с Вакулиным недоверчиво и хмуро.
Матузный же забился в уголок. Прижался к стенке и боялся даже взглянуть на меня. Казалось, от прошлого рядового Матузного, который всегда держался с иронией, цинизмом и долей ехидного юмора, не осталось и следа. Он стал другим.
Стал загнанным, словно беззащитный зверек, прижатый к стенке.
Забавно, но не заметь я в Матузном его странного, слишком уж бойкого в отношении нового начальства заставы поведения, никогда бы не подумал, что он мог пойти в шестерки.
Матузный всегда был человеком, который трижды подумает, прежде чем лезть в пекло. Человеком, который предпочтет не делать ничего, если почувствует хоть малую вероятность того, что его шкуре что-то угрожает.
И тем не менее, он делал. Он служил, сражался, рисковал жизнью, если придется. Хотя я видел, как тяжело ему дается такая служба. Как тяжело ему дается рисковать, если просто «надо». Признаюсь, до недавнего времени это вызывало у меня уважение.
Но Матузный не выдержал служить из-под палки. Видать, что-то ему такое пообещали эти ГРУшники, раз он решился на предательство. И тем самым разрушил к себе любое мое уважение.
— В общем, ваша служба еще не прекратилась, — сказал Вакулин, заложив руки за спину. — Операция проводится и дальше. Правда…
Он глянул на меня.
— Правда со значительными изменениями. Но ваша роль прежняя. Потому на время текущих, а потом и новых пограничных суток предлагаю вам, товарищи, оставить любые разногласия с личным составом Шамабада.
Он вздохнул, видя, что его слова не слишком-то впечатляют сержантов.
Барсуков, сидевший с привычно прямой спиной, молчал. Только смотрел на капитана, не отрывая взгляда.
Соколов тоже пялился. Но больше не на нас с капитаном, а на пограничников, что вошли конвоем и стояли за нашими спинами. Причем взгляд у него был совсем не добрый. Какой-то бандитский.
Волков с укором глянул на Вакулина. Сказал:
— А чего ж мы должны с этими вместе служить? Они нас, значит, за просто так незаконно арестовали, а теперь, внезапно, помощь понадобилась, да?
— Вот-вот! — тут же поддакнул Соколов и вызывающе кивнул мне: — Знаешь что, Селихов? Знаешь, что я скажу и тебе, и всем твоим погранцам⁈ А идите-ка вы к чертовой бабушке!
— Соколов! — строго одернул его Вакулин.
— Что, товарищ капитан? — вызывающе глянул он на Вакулина, — скажите, я не прав? Скажите, мы это просто так должны проглотить?
— Вы должны служить как надо, — покачал я головой. — А злиться на нас вы можете сколько хотите. Но боевую задачу надо исполнить.
— Я тебе ниче не должен! — зло крикнул Соколов, набычившись, — я могу тебе только харю набить, понял, падла⁈
— Соколов! — снова крикнул ему Вакулин возмущенно.
Тем не менее я вышел вперед.
— Ну давай, сержант, — сказал я. — Набей.
Соколов долго не думал. Вспыльчивый сержант тут же вскочил с лавки. Остальные его дружки немедленно подорвались следом. Вооруженные пограничники, что стояли за нашими спинами, шагнули вперед, вскинув автоматы.
— Пустите! — крикнул Соколов, когда его товарищи вцепились ему в руки и одежду, — пустите, сказано вам!
— Не глупи, Дима… — сквозь зубы процедил Антон Барсуков, — не усугубляй!
— Да они уже наусугубляли больше некуда! Пусти!
— Отпустите его, — сказал я офицерским тоном.
Топтавшиеся на месте и кряхтящие сержанты вдруг застыли. Все как один глянули на меня.
— Пустите-пустите, — кивнул я им. — Раз уж хочет набить, пусть набьет, если считает, что я заслужил.
Я почувствовал на себе взгляд Вакулина. Когда обернулся к нему и заглянул офицеру прямо в глаза, тот не выдержал.
— Отпустить его, — сказал он. Потом подошел ко мне и прошептал: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Когда Вакулин отошел мне за спину, сержанты, все же немного погодя, отпустили Соколова. Тот зло вырвал у них из хватки руки. Поправил китель и ремень.
— Всем сохранять спокойствие, — сказал я нашим погранцам, — не встревать ни при каких обстоятельствах. Поняли?
— Поняли… — пробурчал Солодов, вцепившись в автомат до белых пальцев.
— Ну и отлично.
Соколов, злой, глубоко дышащий, вышел вперед валкой, матросовской походкой. Растопырил руки: нападай, мол.
Я медленно снял панаму. Снял и отдал Вакулину подсумок с магазинами. Соколов тоже снял ремень. Намотал его на правую руку.
— Дима, лучше не стоит, — попытался остановить его Барсуков.
— Не лезь, Антон, — зло ответил он, не сводя с меня взгляда. — Этот Селихов все нам тут похерил. Пусть теперь и отхватывает.
Я не ответил ему. Вместо этого хмыкнул.
Соколов по-боксерски сгорбился. Пошел на меня, поигрывая перед собой левой рукой. Правую, обмотанную ремнем, хранил у лица.
Приблизившись, стал выбрасывать левый прямой. Выбрасывать его довольно далеко, норовя сбить меня с толку.
Потом быстро шагнул вперед, чтобы ударить по-настоящему.
От первого его удара я уклонился легко: просто шагнул назад. Второй поймал ладонью. Когда он сильно ударил правой, я блокировал удар предплечьем, а потом ткнул Соколова в солнышко. Ткнул нежно, чтобы только выбить воздух у него из легких. Соколов было сгорбился, но я схватил его за шею, подсек ногу, и мы со всего размаха грохнулись на деревянный пол бани.
Сержанты все как один дернулись к нам, но вперед тут же вышли погранцы, и те замерли, уставившись на автоматы. Матузный еще сильнее вжался в стенку.
— Ну-ка… Иди… Сюда… — сквозь зубы прошипел я, переваливая борющегося с собственным дыханием Соколова на живот и хватая его за правую руку.