Артефакт будущего. - Людмила Вовченко

— А если мы пойдём? — спросила Лида.

— Тогда у нас больше рук, чтобы держать, — спокойно ответил Триан.

— И больше ртов, чтобы ругаться, — добавил Кай.

Лида рассмеялась — коротко. Смех сразу вернул кости на место.

— Делаем как договаривались. Без героизма. Я — на нос. Кай — со мной. Триан — узлы, «листья». Ален — следи, где воздух врёт. Арен — фильтры, связь, колокол каждые пять минут, если что-то пойдёт не так — уводишь.

— Принято, — сказали четверо.

Лида вышла на нос. Внизу вода смотрела на неё, как зеркало в примерочной, где свет слишком честный. Золотая нить у неё под кожей загорелась ровнее, тоской не пахло — пахло делом. Она достала плоский ключ. Его резьба, три линии, сходящиеся в точке, казались на ощупь теплее.

— Дом, — сказала она тихо. — Я здесь.

Ключ отозвался лёгким щелчком. По воде пошла новая волна — не кругом, полосой; тонкая дорожка поднялась на пальца два, как если бы под поверхностью кто-то подвёл ладонь.

И тогда пришла Алиа. Не в плаще и не с театром. Тонкая тень, отразившаяся в воде рядом — как если бы она стояла на нижней стороне зеркала. Голоса не было. Была надпись — не буквами, пятнами запаха: мёд — «иди», апельсиновая кожура — «не больно», и ужасно знакомый лимонный шампунь из прошлой жизни — «Аня».

— Ах ты ж, — сказала Лида, и в голосе её не было ни грамма нежности. — Это низко. Даже для тебя.

Кай оказался рядом — не касаясь, но создавая тёплую стену. Его печи — маленькие, портативные — зашипели едва заметно. Тёплый воздух над водой дрогнул.

— Я сниму «сахар», — сказал он. — И оставлю только «костяк». Посмотрим, что под глазурью.

Он «переварил» воздух — чуть-чуть добавил жара, и мёд прогорел. Осталась горечь. И ещё… ещё один запах, который они не чувствовали прежде: холодное железо, на котором кто-то много плакал. Не «дом». Не «Аня». «Жадность». Тонкая, как жгутик.

— Видишь? — произнёс Ален. — Это не лестница. Это сеть.

Сеть на секунду проявилась: узелки света, привязанные к запахам, как бусины — к нити. Сеть ловила не людей. Энергию. Женскую. Ту самую, за которую в этом мире давали дома, корабли и уважение. Украсть чужой «дом» — самый быстрый способ получить своё.

— Мы можем её сжечь, — предложил Триан. — Якорями. Жёстко.

— Или разобрать, — подумал вслух Арен. — По узлам. И посмотреть, куда уходит «сбор».

— Разбор, — решила Лида. — Сжечь — легко. Сначала поймём, кому это во благо.

Они работали, как команда, которой давно пора было работать вместе. Кай согревал и сушил, пока мёд и горечь не потеряли власть; Ален слушал ветер, находя узлы по «хрипоте» в потоке; Триан с щепоточной точностью кидал крошечные якоря — те самые, похожие на серьги, — чтобы зафиксировать «узлы»; Арен ловил сигналы и писал карту — быстро, экономно, без лишних украшений.

Лида держала ключ. И — смешно — иногда просто говорила. Придуманные на ходу, слишком честные слова:

— Я не уйду. Я никому ничего не должна. Мне можно хотеть двух миров сразу. Можно хотеть кофе и безмятежности. Можно быть дерзкой и устать. Можно любить всех и никого. Мне можно всё — кроме лгать себе.

Каждая фраза как будто вынимала из сети по одной бусине. Вода под носом «Удачи» переставала блестеть — становилась честной: тёмной, глубокой, пахнущей солью.

— Нашёл, — сказал Арен через несколько минут. — Куда уходит. Не в город. Вверх. На подвесную платформу в районе «сахарных садов». Владелец — приватный. Имя маскировано.

— Сладкие гады, — пробормотала Лида. — Сахарные.

— Можно передать Советам, — предложил Кай.

— Передадим, — согласилась Лида. — Но для начала…

Она протянула ключ. Пальцем — к одному из «узлов» у кромки. Ключ щёлкнул и «съел» его — не разрушил, а вписал, как адрес в записную книжку. Золотая нить под кожей зажглась радугой — не больно, красиво. «Удача» отозвалась низким выдохом; по крыльям пробежали искорки, как по ткани, которую гладят по ворсу.

— У тебя теперь «якорь» на этой штуке, — понял Арен. — Ты сможешь узнавать её по любой воде.

— Это называется «не полезла туда, а ещё и пользу вынесла», — обрадовалась Лида. — Всё, закрываем лавочку. Колокол — раз. И — домой.

Алиа не показалась. Но на поверхности, прежде чем зеркало схлопнулось, всплыла маленькая пластинка — дымчатая, с едва заметной гравировкой: три линии, сходящиеся в точку, и вокруг — тонкая вязь, как если бы кто-то писал чужими буквами слово «шанс».

— Подарки? — удивился Ален.

— Презрение, — поправила Лида. — Ей кажется, что я возьму любую блестяшку.

Она всё равно взяла — потому что не блестела, а пела. Самую тихую ноту — тон в тон ключу.

— Проверю дома, — сказала. — С глаз долой — анализ в огонь.

«Удача» снялась с «листов» легко. Колокол пропел уход, вода закрыла глаза. Воздух снова стал честным — без чужих сахарных зон. Дом встретил их запахом хлеба, прогретого камня и мятного чая, которым Кай, разумеется, уже завладел.

Тёплый свет снял напряжение с плеч. Мужчины разошлись по делам: Триан — проверять узлы на верхней тропе, Ален — спускать колокол и заносить его под крышу, Кай — в кухню, откуда голоса возвращались счастливыми, как коты. Арен сел за стол и развёл карту: линиями, цифрами, подписями. Лида подошла к нему и положила на край пластину — ту, дымчатую.

— Можешь посмотреть?

— Могу, — он коснулся её пальцами и на секунду замер. — Она «выбирает». Не всех. Только тех, у кого ключ уже «поёт» в нужной тональности. И… — он поднял глаза, — это не Алиа сделала. Она только подобрала. Настоящий узор — старше.

— Нас на секунду перестали считать за дураков, — хмыкнула Лида. — Это приятно. Непривычно, но приятно.

Арен вернул пластину. Их пальцы столкнулись — случайно. Лида почувствовала, как его ладонь теплее, чем «должна» быть у того, у кого под кожей железо. И как внутри неё самой поползла косая улыбка: «ну привет».

— Ты устала? — спросил он.

— Я — да, — честно сказала Лида. — Но