Кондитер Ивана Грозного 2 (СИ) - Смолин Павел

— Аслан-мурза с главный говорить хочет, — с совершенно классическим акцентом носителя языка из тюркской группы заявил степняк слева от главаря на русском языке.

«Ларису Ивановну хочу» — повеселила меня всплывшая в голове цитата, но веселье это поверхностное: в глубине души мне очень страшно, и повторение в голове всем известных истин о том, что при штурме крепости нападающим нужно чуть ли не десятикратное преимущество — здесь всего-то в три раза! — как-то не шибко помогают.

Я сделал шаг вперед, явив свое закованное в доспех тело в бойнице:

— Чего тебе, гость незваный?

— Выслушай слова Аслан-мурзы! — представил лидера степняк справа.

Далее заговорил сам Аслан, и его умение говорить по-русски было сильно лучше:

— Зачем губить людей своих? Стены твои крепки, да не всюду. Воины твои старые, да зеленые, — сделав паузу, он демонстративно окинул взглядом моих людей.

Нормальные мужики молодых и средних лет, старики сорокалетние в основном на руководящих должностях. Врет, собака степная, и не краснеет.

— Давай сто коней, все оружие свое да серебро, и обещаю — уйдем мы. Люди твои живы останутся. Откупись, боярин — тебе дешевле выйдет, а то силой возьмём. Тогда пощады не жди: сами здесь поляжете, а уцелевших на рынки невольничьи угоним!

Пока вожак говорил, его подельники помогали психологически давить, целясь в меня из луков. Пофигу — больше ста метров, тут только случайно попасть можно, а я еще и в латах, и на три четверти прикрыт бревнами. Нормально на самом деле — понтуются степняки, а работает понт на меня, давая возможность позвенеть яйцами перед подчиненными: смотрите, как стоял в полный рост, так и стою.

Можно было бы ответить дипломатично, красиво и высокопарно, но разве вот это чмо, командующее нищей разбойничьей ватагой, является достойным политическим субъектом?

— Дешевка! — надменно заявил я. — Низко летаешь, привык крестьян нищих грабить, и даже алчность твоя от нищеты головы поднять не может. Сто коней? Ха! Столько мой землекоп за пять лет работы купить может!

Мои люди уже давно ощущают себя очень на общем фоне успешными, что в эти времена и в этом социуме неизбежно заставляет смотреть на «нищебродов» как на то самое, и поэтому издевательски заржали.

— Думал — воины нас воевать идут, а не голытьба! — продолжил я. — Окажи милость, Асланка, — снабдил слова мощной оплеухой, обратившись к «мурзе» уменьшительно-ласкательно, как к холопу. — Утопись в ближайшей яме срамной, там тебе и место!

— Как ты сметь так говорить с самим Аслан-мурза! — завизжал степняк справа, пытаясь перекрыть гогот моих людей. — О его подвигах знает вся Великая Степь, под копытами его коня…

— Тимофей, стрельни-ка в этого громкодырого нищеброда! — скучающим тоном попросил я.

Телохранитель начал целиться, и Аслан-мурза, разочаровавшись в дипломатии, что-то прокаркал на своем языке, и троица отправилась восвояси.

— Ловко ты их, Гелий Далматович, — с улыбкой одобрил Дмитрий.

— Будут мне бесы голозадые условия ставить! — фыркнул я. — Готовимся к штурму.

В течение получаса воздух с обеих сторон стен гремел командами, топотом сапог и цоканьем копыт. Степняки, как и ожидалось, скопились у лишенного вала и рва сегмента. Далее нам довелось понаблюдать подготовку к атаке — татарва рассеянным конным строем принялась кружить на условно пригодном для эффективного огня из луков расстоянии, засыпая нас стрелами. Бревна частокола, бойницы и щиты помогли нам бескровно пережить «артподготовку». Особенно мне — меня щитами прикрывали даже с тех сторон, где не требовалось. И как бы ни хотелось мне для красного словца сказануть что-то в духе «стрелы превратили день в ночь», но ничего подобного и близко не было. Терпеть молча мы не собирались — в обратку тоже летели стрелы, но даже профессионалу на предельном расстоянии и в нервной обстановке сложно попасть в движущегося конника, но силуэт у него получается солидный, и в круп одной из лошадок воткнулась стрела.

Лошадке неприятно, но не более — большая зверюшка. Под «подавляющим огнем» подельников десяток степняков с арканами в руках попытались приблизиться к частоколу, чтобы накинуть на него веревки и попытаться опрокинуть. Дождавшись, пока эти убогие замедлятся для бросков и скучкуются, я скомандовал:

— Пли!

Наш штатный артиллерист Андрей ткнул в пушку «зажигалкой», и оглушительно рявкнувшее орудие выплюнуло в степняков солидную порцию картечи. Порыв ветра унес клубы дыма, и мы получили возможность посмотреть на покрытую кусками человеческих и лошадиных тел, обильно удобренную кровью и ошметками травку. О, парочка «ополченцев» блюет, и это, как ни странно, помогло мне подавить острый приступ тошноты и отогнать сжавшую сердце ледяную лапу. В прошлой жизни мне даже бытового так сказать трупа иначе как в гробу видеть не приходилось, не то что вот такое… К черту, вся рефлексия и тряска потом!

— Улепетывают! — радостно отметил сверкающих копытами степняков Дмитрий.

— Добро пожаловать на Русь, шакалы!!! — прокричал я беглецам вслед и на всякий случай скомандовал расчету. — Перезаряжай!

Сначала нужно очистить ствол от тлеющих остатков прошлого снаряда — в этом помогает длинная палка с мокрыми тряпками на конце. Далее — картуз и «огневое зелье».

— К бою готовы! — отчитался Василий.

— Более сюда не сунутся, — предположил Тимофей.

— Покуда пушку видать, — кивнул Дмитрий. — Сейчас Асланка погневается, трусами беглецов заклеймит и отправит ворота на прочность пробовать. Для нас оно хорошо, ворота крепки, с башен стрелять по степнякам сподручнее.

— Так же думаю, — согласился я с самым опытным воякой поместья. — Пушку здесь оставим.

— Перехитрили степняков знатно, — ухмыльнулся Тимофей.

— Так, — признал я.

Слабое место укреплений в бандитских головах таковым в одночасье быть перестало. Им бы сейчас повторить такую атаку, «слив» одну группу, а второй и третьей таки зацепив арканами и повалив частокол. Кадровые военные бы так и поступили, но это — степняки и бандиты, которые не за долг и сюзерена головы класть пришли, а денег заработать.

Так оно и получилось — следующий штурм, в котором приняло участие сотни под полторы степняков (половина — пешая, с лестницами и тараном, под прикрытием поднявших над головами щитов), был направлен на ворота. Здесь мы понесли первые потери — ополченцу Григорию не повезло, он словил стрелу прямо в горло и с ужасными хрипами и агонией минуты три испускал дух. К счастью (прости-Господи) все были слишком заняты, чтобы сопереживать и терять «мораль» — мужики активно отстреливались, и благодаря большому скоплению «мишеней» немало стрел закончили свой путь в податливой плоти людей и лошадей.

Когда степняки с лестницами и тараном подошли к воротам и ближайшим стенам, часть ополченцев и дружинников сменила луки на большие камни и ёмкости с разогретой смолой. Татарву проломленные и обваренные головы подельников не смутили, и на смену павшим вставали новые. Когда первый удар тарана проверил ворота на прочность, я решил разыграть козырь:

— Горшки огненные к бою!

«Гренадеры» принялись сбрасывать горшки на степняков. Минут пять такое положение дел сохранялось, и все это время продолжали летать стрелы, камни, и продолжала литься смола. Горшки на этом фоне степняки и не заметили. Решив, что достаточное количество врагов и земли под ними окрасились в маслянисто-черны цвет, я дал отмашку, и на штурмующих посыпались горящие факелы.

Полыхнуло как надо! Вся «таранная» группировка вместо со щитами и самим тараном превратилась в огромную огненную гусеницу, тепло ощутили даже мы на стенах, а справа тем временем ополченцы при помощи рогатин опрокинули приставленную-таки к валу лестницу. Воздух наполнили отчаянные вопли, и к доносящемуся до нас теплу прибавился кошмарный запах горящей плоти, волос и одежды.

Горящая татарва тут же забыла о штурме и посыпалась в ров, надеясь спастись при помощи лужиц на его дне. Не «греческий огонь» всё-таки в горшках, горит-то замечательно, но в воде — недолго. Многие степняки погасли, но из-за ожогов и страха перед повторением эти уже не бойцы. Но и в почти статичные цели на дне рва стрелять из лука одно удовольствие — почти все, кто в него сиганул, там и останутся.