Калгари 88. Том 9 (СИ) - Arladaar
— Здравствуйте, товарищи, — сказал Рыжков. — Присоединяюсь к поздравлению Михаила Сергеевича. Добавить тут больше нечего, поэтому желаю нашим спортсменам высоких спортивных результатов и жить для того, чтобы ставить перед собой самые высокие цели. А мы и наше государство поддержим вас во всех начинаниях.
Слова Рыжкова тоже были встречены бурными аплодисментами. Арина не решалась посмотреть в сторону и назад, но всё-таки слегка повернула голову и уставилась на тех, кто сидел за ней. Все они выглядели как мёртвые восковые куклы и выглядели совсем одинаково. Ответственные товарищи сидели в однообразных позах и прямо смотрели на Рыжкова, как статуи, не шелохнувшись и даже не моргнув. На миг Арина ощутила, что она не среди живых людей, а больших кукол. Впрочем, встреча проходила быстро. После Рыжкова слово взял председатель комитета по физкультуре и спорту при Совете министров СССР Марат Грамов, который тоже поздравил фигуристов и пожелал им исполнения более высоких спортивных результатов.
После Грамова слово взял Борис Николаевич Ельцин. Говорил Ельцин с изрядной долей юмора и часто этим вводил в недоумение присутствующих ответственных товарищей, многим из которых было далеко за 70.
— Здравствуйте, товарищи! — с каким-то даже весельем сказал Ельцин. — Меня тут Михаил Сергеевич обвинил, дескать, я вас попросил всех позвать. Ну что ж… Правильно он сказал. Моя инициатива, понимашь. Но желание моё, товарищи, не сиюминутное хотение. Это тщательно обдуманный поступок, который способен повлиять на многое. Предыдущие выходные мне посчастливилось посмотреть, как вот эти замечательные ребята, которые сидят здесь, творили настоящую историю. За рубежом, в окружении представителей недружественных стран, они продемонстрировали всё, на что способны. И продемонстрировали с очень хорошей эффективностью. Мы не только за медали можем похвалить наших спортсменов, а за высокое искусство, понимашь. Искусство на льду несут наши ребята за границу. Показывают, что и у нас в Советском Союзе есть что сочинить, написать и показать всему миру. Это очень дорого стоит, товарищи.
В этом месте речи Ельцина непроизвольно раздались продолжительные аплодисменты. Аплодировали все. Ельцин подождал несколько минут, а когда аплодисменты утихли, продолжил.
— Мало того, я видел реакцию зарубежных зрителей на выступление наших атлетов. Сплошной восторг и трепет, дорогие товарищи. Вот что они вызывали у зарубежной публики. Таким образом показывая, что социализм и дело Ленина — это дело созидания, это дело творчества, это дело искусства. И Советский Союз успешно воплощает всё это в жизнь.
Тут снова раздались долгие продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Даже Горбачёву так не хлопали, как Ельцину!
— Поэтому я и позвал вас сюда, дорогие товарищи, чтобы вы сами воочию увидели наших спортсменов. Увидели тех, кто героически завоевал для нашей страны не только медали, но и престиж на международном уровне. Чем же может ответить наше государство на эти медали? Ответить оно может и должно и наградами, и поздравлениями. Мы, товарищи, с поисками таких людей, должны идти в регионы, понимашь. Люда Хмельницкая, Таня Малинина и Марина Соколовская, как мы знаем, с Урала, и при этом представляют нашу страну на самом высоком уровне! Три спортсменки с Урала! Как мы знаем, через 2 года будет Олимпиада в Калгари, и я уверен, что они достойно представят Урал и Советский Союз на этом соревновании. А подготовку к Олимпиаде мы уже видели с вами сейчас. Она началась уже сегодня! И не прекратится никогда, так же как дело Ленина!
Опять раздались бурные аплодисменты. Через пару минут они стихли, и Ельцин продолжил, сделав неожиданное предложение.
— А сейчас я приглашаю спортсменов к себе. Вставайте, ребята, подойдите ко мне. Сейчас сделаем общую фотографию и видеозапись, а потом состоится награждение.
Под гром аплодисментов фигуристы встали со своих мест, подошли к Ельцину и встали у трибуны, развернувшись лицом к ответственным товарищам. Ельцин встал в центре ряда фигуристов, прямо у Хмельницкой, и в таком положении их сняли фотокорреспонденты и журналисты. Всё время, пока длилась фото- и видосъёмка, аплодисменты не смолкали. Через пять минут Ельцин поднял руку, показывая, что хватит.
— Ну а сейчас, товарищи, мы вручим ценные подарки нашим спортсменам, — заявил Ельцин. — Хоть мы и понимаем, что это очень скромный вклад в ваше творчество и ваш талант, но каждое дело должно быть достойно вознаграждено, особенно если оно выполнено прекрасно.
Тут же открылись боковые ворота, и в Георгиевский зал начали входить девушки, одетые в русские народные одежды: расшитые синим и золотым сарафаны и кокошники. В руках у них были белые пластиковые пакеты с нарисованными цветами. Девушка протягивала пакет Ельцину, тот подходил к фигуристу, жал ему руку, вручал пакет и шёл дальше.
— Ну вот, Люда, мы встретились, — радостно сказал Ельцин, вручая пакет Арине и пожимая ей руку. — Смотрел по телевизору твои выступления 2 дня подряд. Впечатлился, отчего и решил организовать эту встречу. Будь счастлива и больших-пребольших тебе спортивных успехов.
После того как подарки были вручены, снова подошли Михаил Сергеевич Горбачёв и Николай Иванович Рыжков и тоже сфотографировались с фигуристами. Потом начали подходить вообще абсолютно все желающие, и примерно полчаса длилось фотографирование. Под конец, когда Горбачёв объявил, что встреча со спортсменами закончена, фигуристов снова поприветствовали бурными аплодисментами, уже стоя, и они, как герои, ушли по красной ковровой дорожке к выходу из дворца, а потом к автобусу, на котором уехали на знакомый им пансионат. Так и закончилась эта удивительная встреча в Кремле.
… Пока фигуристов принимали в Кремле на самом высоком уровне, в Главном разведывательном управлении Генерального штаба Министерства обороны СССР, по Хорошёвскому шоссе, 76, тоже проходил приём. Начальник отдела специальных операций, полковник Егор Дмитриевич Вахромеев встречал с докладом оперативного сотрудника, капитана Федотова Александра Юрьевича, вернувшегося из зарубежной командировки в Югославию.
Обстановка в кабинете Вахрамеева была прежняя. Полковник не любил перемены, но иногда принимал их. Сейчас на бывшем пустом месте рядом с портретами Жукова, Ворошилова и Рокоссовского висел портрет маршала Василия Даниловича Соколовского, начальника Генерального штаба в 1950–1960 годы. Что это могло значить, Федотов, сидевший напротив полковника, сказать не мог. В остальном всё так же. На столе пачка «Беломорканала» и пустая пепельница. В углу всё тот же большой и практически пустой сейф, в котором блестит бутылка «Столичной» и два стакана. На дверце сейфа висит китель полковника. На краю стола на какой-то тетради или папке лежит фуражка, закрывая её.
Капитан Федотов пришёл в чёрном костюме, белой рубашке и галстуке: одет строго официально в гражданское. Джеймс Бонд! В руках дипломат, который он поставил на пол рядом с собой, когда сел на скрипучий старинный стул напротив начальника.
— Ты как будто в ресторан собрался, — слегка улыбнувшись, заметил Вахрамеев. — Шифровку я получил, до сведения руководства довёл. И кое-какие меры были приняты по этому поводу. Прочитал и твой отчёт… Вопросы, Саша, возникли… Давай по порядку. Ну, рассказывай. Своими словами.
Полковник убрал фуражку и постучал пальцами по объёмному докладу, лежавшему пол ней и написанному убористым, почти ученическим почерком в 18-листовой тетради в клетку. Отчёт этот Федотов писал всю ночь и мог зуб дать, что указал всё правильно.
— Оперативная обстановка в Словении внушает опасение, — осторожно сказал Федотов. — Явных признаков терроризма и национализма не замечено, но на рынке в Любляне есть чёткое деление на словенский и сербский сектора, а также хорватский. То есть покупатели идут к продавцам только своей национальности. Свои идут к своим. То же самое прослеживается на окраинах города, в предместьях. Все живут компактно, и чужаки не заходят на другую территорию. Иногда на этой почве возникают ссоры, перерастающие в драки и взаимные оскорбления. Народная милиция пока сдерживает проявление национализма, но я написал, что в милиции почти одни сербы, хотя в Словении их меньшинство.