Артефакт будущего. - Людмила Вовченко

— Источник, — её пальцы легли в центр — к Лиде. — Каналы. Щит. Ум.

— А юмор? — тихо уточнила Лида.

— Он — смазка, — без улыбки ответила хранительница. — Без него всё скрипит.

Зазвучали кристаллы. Не громко — так, что внутри живота стало тепло, а голова прояснилась. Лида закрыла глаза. Сначала — дыхание Кая: у него оно пахло пряным дымом и хлебной коркой; потом — лёгкость Алена, как первый глоток воздуха после апноэ; затем — ровная, уверенная тяжесть Триана — не якорь, а берег; и наконец — тихая точность Арена, будто кто-то разгладил мятую простыню у неё в мыслях.

Прикосновения не были «церковными». Ритуал требовал кожи. Тёплые ладони скользнули по плечам; губы прочертили линию у виска; сильная рука легла в прогиб спины, там, где иногда болит от чужих забот; прохладные пальцы Арена остановились на запястье — прямо над золотой нитью. «Я здесь» — сказал каждый по-своему. И магия пошла — без фанфар, как честный чай.

Тело ответило мгновенно. Лиде не понадобилось «делать вид»: ей нравилось. Нравилось, как Кай шепчет «дыши», и от его шёпота воздух становится плотнее. Нравилось, как Ален смеётся губами, а не звуком, и этот смех забирается под кожу. Нравилось, как Триан держит ладонью её «я сейчас уйду», и оно остаётся, не уходя. Нравилось, как Арен следит, чтобы всё это было не только красиво, но и безопасно.

— Достаточно, — негромко сказала хранительница через какое-то время, когда кристаллы перешли к тихому «ласточкиному» пению. — Контур собран. Ритм — устойчив. Источник — не из этого слоя, но готов в нём жить.

— Это диагноз? — пошутила Лида, медленно открывая глаза.

— Это подарочная открытка, — спокойно ответила хранительница. — Возьмите её с собой. И — осторожнее с чужими «письмами». Они слишком часто пишут те, кому не хватает своей силы.

Слово «письма» упало как монета в стакан — звякнуло и утонуло. Лида кивнула.

— Спасибо, — сказала она. — У меня как раз «сборник».

На выходе, под музыкой мостов, мужчины не задавали вопросов. Не требовали «решай немедленно». Не читали лекций. Только Арен, уже внизу, когда ветер пробежал по кустам и встряхнул белые флажки на дорожке, спокойно произнёс:

— В полночь на Западном склоне будет ветер с моря. Хороший. Для правды.

— Мы идём вместе, — добавил Триан, как факт.

— Я приготовлю еду заранее, — отозвался Кай. — На случай, если правда окажется прожорливой.

Ален просто взял её за руку. И Лида впервые за утро перестала думать о свитке как о «кроме»: он становился «вместе с».

Западный склон ночами пах солью, металлом и травой, которая не боится обрывов. «Удача» висела чуть в стороне, на мягких «листах» — в тени, как кошка, которая не хочет пугать птиц. Колокол на мачте дышал глубоко — раз в десять минут, чтобы не забыть дорогу назад.

Письмо вело точка в точку: тропа с выбитыми ступенями; каменная «арка», сложенная из плит, словно кто-то играл гигантским домино; узкая площадка — ровно на пять человек. Мёд с горечью шёл впереди, как не самый отталкивающий проводник.

— Фильтр? — шёпотом спросила Лида.

— Включён, — ответил Арен. — «Мёд» — в песок. «Горечь» — в свет. Нечему цепляться.

— «Листья» по периметру, — тихо сказал Триан, уводя тонкие пластины в землю. — Если попытаются закрыть — не закроют.

Кай поставил рядом с ногой Лиды маленькую печь — смешную «коробочку» с жаром.

— На случай, если будет холодать, — произнёс он в пространство, обращаясь, кажется, к ночи.

— Я не замёрзну, — ответила Лида. — Я на злости.

— Злость — тёплая, — согласился он. — Но руки всё равно мерзнут.

Ален поднял лицо к небу — прислушался. Небо отозвалось едва слышным «мм», как если бы оно тоже чего-то ждало.

— Приготовились, — сказал Арен. — Сигнал идёт.

Он и правда шёл: тонкий мёдовый след вытянулся из пустоты, как нерв. На площадке светлело, воздух становился плотнее, как перед грозой. Вдоль края обрыва зажглись маленькие огоньки — сладкие, тёплые, «домашние». Пахло… Лида закрыла глаза. Пахло тем шампунем, который она покупала на распродаже, и дождём над магистралью, и «Кока-колой» из киоска под метро, и ещё — Аниным смехом.

— Аня, — прошептала Лида, и Кай мгновенно коснулся её локтя — не удерживая, напоминая.

— Фильтр, — сказал Арен, и воздух над площадкой «песочился»: сладость рассыпалась на зерно. Зерно упало. Остался только скелет сигнала — чёткая геометрия тонких лучей, связка в облачке над аркой и — узел.

— Живой, — сказал Триан. — С подсосом.

— Сниму «глазурь», — отозвался Кай, добавляя жар. Невидимая сетка вспыхнула, как паутина в луче фонаря.

— «Якорь», — произнесла Лида, вытягивая плоский ключ. Золотая нить под кожей отозвалась. Ключ щёлкнул, и один из лучей «поймался» — как если бы его записали на её ладонь. — Есть первый.

— Второй — слева, — Ален показал взглядом. — Там ветер «врёт».

— Вижу, — сказал Арен. — И третий — над нами. Это ретранслятор. Если отрежем — всё рухнет.

— Ловлю, — коротко отозвался Триан.

Он шевельнулся — почти неуловимо — и серебристая нитка вылетела из его руки. Это была не «стрела» и не «нож»: что-то между лассо и иглой. Нитка зацепила невидимый «третий» узел, дернула — и тот, как плохо прибитая вывеска, сорвался, раскрывшись на миг дроном-лампой. Приятной, грушевидной, пахнущей ванилью.

— Разрешите, — сказал Кай, и его «коробочка» вдруг вытянулась, превратившись в мини-купол. Купол накрыл дрон и убаюкал жаром. Запах стал честным — пластик и дешёвое масло.

— Сигнатура отправителя? — ровно спросил Арен, уже залезая пальцами в свет. — Есть… «частный сад», «сахарная гильдия», «А.» — он поднял глаза на Лиду. — Не прямой почерк. Но её канал.

— Естественно, — произнесла она. — Витрины тоже должны что-то продавать.

Там, где был «портал», осталась пустая площадка, пахнущая солью и железом. Вода внизу на секунду взяла на себя чужой свет — и вернула его небу.

— И всё? — спросил Ален. — Правда такая тихая?

— Самая правдивая — да, — отозвался Триан.

Из тени арки шагнула Наори. Она не пряталась — просто