Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух (СИ) - Ширай Вера

Баронесса Кринс прочно заняла место рядом с вдовствующей герцогиней, став её неразлучной тенью, советницей, поддержкой и, что особенно утомительно, новой союзницей в каждом домашнем деле — от перестановки мебели до распределения сладостей к чаю. Их старческое единение лишь усугубляло общую атмосферу — вязкую, как сироп в жаркий день. Они находили силы в нравоучениях и жалобах о молодом поколении.

Лиззи же, в полной мере чувствуя свою безнаказанность и покровительство, развлекала тётушку, свекровь и, увы, весь замок своим даром приносить радость и колкими замечаниями, бесконечным щебетанием, жеманными смешками и язвительными шутками, объектом которых чаще всего оказывалась я. Словно моё существование в этом доме — досадное недоразумение, которое она охотно обсуждала за спиной, но и не упускала случая уколоть в лицо.

Ариана — моя бедная, сбитая с толку сестра мужа — всё чаще и откровеннее подражала Лиззи. В её глазах искрилось слепое восхищение, и даже в манере одеваться, говорить и смеяться появилось нечто искусственное. Ричард же увязался за Филиппом, как щенок за новым мальчиком во дворе. Их невинные шалости, до этого трогательные и весёлые, теперь приобрели оттенок показного бахвальства.

Три молодых девицы, подруги Лиззи, совсем растерялись в отсутствии кавалеров. Казалось, они ожидали, что герцог вот-вот вернётся, а если не он, то, может, какой-нибудь второй сын знатного рода прибудет в составе его свиты обязательно на белом коне. Но вместо этого — глупые разговоры, карточные игры и пустые комплименты Филиппа, который, не получив от меня ни малейшего ответа, моментально переключался на Ариану, а потом и на других девушек. От его навязчивости веяло юношеским отчаянием и полным отсутствием воспитания.

И вся эта делегация — как её ещё иначе назвать? — лишь мешала мне.

Тем временем, от графа Дюка я уже получила несколько писем. Они были вежливы, полны благодарности и осторожных упоминаний о "нашей беседе" и его поддержке. Письма пришли запечатанные, с гербом Дюков, и вызвали живейший интерес у всей замковой публики. Ироничные взгляды, полуулыбки, перешёптывания — я чувствовала их затылком, даже не поворачивая головы. Вот так и рождаются слухи.

Но куда важнее — в замок прибыли первые десять плугов от графа. Усовершенствованные, выкрашенные в темно-зелёный цвет, с аккуратными металлическими насадками и удобным управлением. Мы с Ленноксом и Реем лично отвезли их в ближайшие деревни. Фермеры, сначала смотревшие с опаской, едва ли не благословили наши имена, когда увидели, как легко новая вещь режет землю.

Рей почти полностью восстановился после нашей ночной вылазки. Теперь он возглавлял работы по укреплению дорог и уже завершил важнейшие участки между двумя деревнями. Письма от старост теперь приходили со словами благодарности, а не жалоб.

Жизнь текла своим чередом. Всё шло по плану, выверенному, выстраданному, исполненному точности — казна в моих руках, дороги строятся, плуги вспарывают землю, как нож масло. И только одно звено выпадало из этой выстроенной мозаики: мой дар.

Я ожидала, что после суда над Реем, после того, как магия вновь хлынула через меня, как весеннее половодье — дар пробудится окончательно. Я мечтала, как почувствую его силу в каждом вдохе, в каждом шаге. Как мысли станут яснее, как энергия подчинится моим желаниям. Но вместо этого... он оставался словно под слоем льда — чуть слышный, неуловимый, скользкий, как дым в пальцах.

В замке, как и в прошлой жизни во дворце, витала незримая, но ощутимая завеса, искусственная атмосфера счастья и спокойствия — поток чар, тонких, изощрённых, сотканных с умением, против которого я не могла бороться открыто. Леди Лиззи. Она была источником. Нет, не зла, — но силы. Силы, направленной на влияние, очарование. Целью её чар была свекровь, затем тётушка, затем Ариана, но и я находилась под её действием, даже если не была объектом напрямую. Поток не обходил меня — он не обтекал, а касался, проникал. Ее не раз тетушка и свекровь просили использовать этот дар, становясь и вовсе зависимыми от него.

А мой дар не просыпался. Он дремал, сжался в комок где-то под кожей, и я чувствовала, как чужая магия словно укладывает мой дар в спячку снова и снова.

А потом однажды... всё изменилось. Я вошла в свои покои вечером, под звуки приглушённого смеха и бряцания посуды где-то внизу, и остановилась. Словно ударилась о стену.

Не тревога — нет, скорее опасность. Это было плотное, осязаемое чувство, как если бы в комнате скрывался преступник. В этот раз у меня получилось призвать свой дар, и выпустить тонкий поток силы из своих пальцев. Туго сплетённые нити энергии, тянувшиеся в воздухе, вились над полом, и сходились в одной точке — в самом центре комнаты.

Я не могла дышать. Я почувствовала их кожей, как ток, пробежавший по позвоночнику. Это был не страх, это было повторное пробуждение моего дара и чувство опасности, которое селилось в моей душе. Наконец-то я почувствовала свой дар. Но только кто-то — или что-то — угрожает мне прям сейчас. И моя сила, едва тлеющая, спасибо влиянию леди Лиззи, слабо среагировала на это.

Я не двигалась. Лишь стояла в полумраке своей комнаты, вглядываясь в невидимое, и впервые после суда над Реем ощущала не просто себя — но и свой дар.

ГЛАВА 31 ОПАСНОСТЬ

Я всё ещё стояла у стены, когда в комнату, как буря, ворвалась Эва. Она несла в охапке платья, коробку с лентами, несколько моих головных уборов — её шаги были спешными, привычными. Она даже не поняла, что нарушила нечто… хрупкое.

Как только она пересекла невидимую границу чар, магия в комнате дёрнулась, словно раненое животное, и исчезла. Просто рассыпалась в воздухе — обрезалась, как нить ножом. Я вздрогнула. И в следующую секунду в груди вспыхнул страх — но не за себя.

— Эва! — Я резко метнулась к ней, шёлк подола зашуршал по полу. Я схватила её за талию, отдёрнула назад, к двери. Она в изумлении смотрела на меня, не понимая, что происходит.

— Миледи?.. — Она едва не уронила платья, но поддалась, послушно отступая.

— Беги. За сэром Алдредом… и, если найдёшь, возьми с собой Рея или Леннокса. Быстро, Эва. — Я подтолкнула её к двери. — Сейчас же.

Она не стала задавать вопросов. Эва всегда была умной. И всегда слушала. Она исчезла так же стремительно, как и появилась, только с лёгким шелестом юбок и тяжёлым хлопком двери за спиной.

Я осталась одна. Стоя у самого порога. Закрыв глаза, я попыталась активировать дар снова. Раз, другой, третий. Кончиками пальцев тянулась вперёд, представляя, как тонкие красные нити расплетаются из моих рук, нащупывают воздух, извиваются, ищут.

Ничего. Или почти ничего.

Я чувствовала присутствие опасности. Оно снова тянулось от центра комнаты — затаившееся, не оформленное, но реальное. Я не могла увидеть источник. Не могла даже понять природу угрозы — только знала: она есть. Как гниль под гладкой поверхностью яблока. Как шёпот за стеной, когда ты уверена, что одна.

Я прокручивала в голове разные варианты.

Что, если я просто лягу спать? Вижу себя в постели, свет погашен, лицо спрятано в подушку. И вдруг… Тьма. Не конец, не убийство, но и не безопасность. Только неведомое, как если бы само пространство над кроватью замерло, ожидая.

А если наполню ванну и останусь там? Образ воды был чище, спокойнее. Но угроза оставалась. Не уходила. Она не зависела от моих действий. Она была словно вещь в комнате.

— Что ты? Кто ты? — прошептала я, обращаясь в пустоту. — Что ты хочешь?

Комната молчала. Дар не слушался. В груди нарастал тупой страх — не паника, а предчувствие беды, которую невозможно назвать по имени.

Сегодня? Завтра? Через три дня? — повторяла я мысленно все эти вопросы.

Сэр Алдред вошёл первым, за ним двое стражников — серьезные, настороженные, ладони уже лежали на рукоятях мечей. Эва вбежала сразу за ними, а чуть позже — Леннокс с Реем, оба явно встревожены, хотя Леннокс — как всегда — прятал это под маской спокойствия. Все они остановились на пороге, готовые увидеть… хоть что-то. Следы борьбы, выбитое окно, чернильные письмена на стенах, может кровь или следы ограбления.