Воин-Врач IV - Олег Дмитриев

О том, что у рукавах у них — железные пруты с ремнями, крепившими их на предплечьях, и прямоугольной накладкой как раз в ладонях, знали в зале только четверо. Как и то, что каждый из Ждановых и без этих «тузов в рукавах» валил быка-трёхлетку с одного удара. Остальные провожали чудо-богатырей задумчивыми или изумлёнными взглядами. Вбить здоровенный трёхгранный кованый гвоздь в бревно голой рукой — это впечатляло. И все видели, сколько таких громил приехало с великим князем.

— Перед нами — карта мира. Можно увидеть, будто с неба, свои зе́мли и соседние края, моря, реки, озёра и леса, — объяснял Всеслав. — Поэтому то, как мы с вами сидим за столом, просто отражает наши страны, как оно есть на самом деле: я на востоке, рядом северные друзья, дальше сверху вниз Польша, Чехия, Венгрия и Болгария, народы хорватов и сербов. Нет сейчас с нами рядом моего друга и брата с южных земель, Шарукана, под рукой которого бесчисленные воинства и бескрайние степи от Русского моря до Хвалынского и дальше, аж до края земли.

Князя слушали, крутя головами от него к карте и обратно. А Всеслав тем временем протянул руку свежеиспечённому королю, опёрся на его крепкую ладонь и спустился с престола, провожаемый удивлёнными взглядами Олега и Феофании. А из той же неприметной дверки вышли Буривой с Рысью.

— Половецкие воины сейчас помогают нам привести в разум папу Александра, который надумал ставить себя выше Господа и самому решать, кому жить, а кому умирать. Им в свою очередь, как многие из вас, наверное, слышали, помогают в этом богоугодном деле легионы Генриха на севере и войска франков на западе.

От карты рывком повернулся каждый. Про то, что император двинул воинов к Альпам, знали все. Про франков — почти все. О том, что делалось это всё по воле русского колдуна, для помощи его дикому кочевому союзнику, никто и представить себе не мог. Судя по растерянным лицам — даже и сейчас не пробовал. И лишь у одной красивой и величественной взрослой сероглазой женщины промелькнула тень понимающей улыбки. И вовсе уж еле уловимая радость при взгляде на сидевшего рядом с ней сына. Всеслав же продолжал говорить чистую правду, пусть иногда чисто техническую и не всегда всю:

— Мы обсудим торговые и военные вопросы, спорные земли и вековечные тяжбы. И, я убеждён, решим всё мирно, по-дружески, как добрые соседи, что подчас бывают ближе иной родни. Я знаю, о чём говорю, — чуть нахмурился и подпустил в голос строгой скорби Чародей.

Гости молчали. Они тоже знали, о чём он говорил.

— И первым делом я приветствую вас, друзья мои, на первом соборе земель русских и союзных. Тебя, тётушка Анастасия, рад видеть особо, не ждал, что выберешься вместе с Шоломоном.

— Благодарю за приглашение, за встречу и за тёплые слова, Всеслав, — голос Ярославны, низкий и глубокий, завораживал.

— Мы очень рады с Сашей побывать в гостях у тебя. И, если дозволишь, остались бы на свадьбу Романа Всеславича. А там я бы и в Полоцк съездила, не бывала, интересно глянуть.

То, что она назвала сына домашним именем, выдало её волнение, никак более не различимое.

— Рад буду видеть вас! Каждого рад буду видеть, но кого дела не пустят — пойму и не осержусь, — ответил Всеслав, совершенно органично смотревшийся и звучавший уверенно и спокойно, как полноценный и полноправный хозяин и застолья, и дома, и страны, и положения вещей в целом.

— Присоединяюсь к словам матушки, дядя Всеслав, — продолжил властелин мадьярских земель на хорошем русском. — И от всего сердца благодарю за приглашение, непременно будем. А ещё благодарю особо за содействие в переговорах с Шаруканом. В том, что на моих землях теперь мир да лад — огромная твоя заслуга.

Он поклонился со сдержанным уважением и почтением.

— Для того, чтоб принять предложенную помощь, нужны терпение и мудрость. Я рад, что они есть у тебя, Саша! — ответил Всеслав. Давая понять, что «семейным» именем его называть тоже может, раз уж «дядя», по-родственному.

— Хаген, друг мой, заслуживший славу, достойную саг в лютой сече на Александровой пади, — с ценимыми северянами торжественностью и патетикой воскликнул Чародей, привлекая внимание викингов. — Рад видеть тебя здоровым и таким же рыжим! Представь мне соседей и помоги нам понять друг друга хорошо, если им неведома наша речь.

— Грозный конунг Всеслав, сын Брачислейва, потомок Рёнгвальда! Как я мог пропустить такой важный тинг, да ещё и не откликнуться на твой зов⁈

Рыжебородый будто не говорил, а висы пел. И было заметно, что его распирали удовлетворение и гордость за то, что в той кровавой бойне никто из других северных стран участия не принимал, в отличие от него, и что личного приглашения он удостоился первым из северян, вызвавшись собрать остальных.

— Я, Хаген «Тысяча черепов», — с характерной своему племени и роду занятий скромностью начал он, надувшись, — рад представить тебе друзей. Великий и славный Олав, король земель Северного Пути, которые на щедрых и необъятных просторах Руси зовут Норвегией.

Коренастый, почти квадратный, бородатый блондин справа от него поднялся и прогудел:

— Благодарю за приглашение, брат Всеслейв! Путешествие было забавным. Нам попались в порту две лодьи латинян, что везли Александру серебро с наших земель. Плешивые в коричневых платьях, слуги епископа, ещё не знали, что Белые Горы закрыл Генрих. Мы разошлись миром. Серебро осталось нам, а монахи отправились прямиком к Господу, докладывать о проделанной работе и принятых му́ках, как им и положено.

Всеслав хищно усмехнулся, показывая, что против встречи с работодателем ещё некоторого количества католиков ничего не имеет.

— Одну лодью я оставил себе, а вторую отправил в Полоцк по Двине. Не в обиде ли ты? — он поднял белесую бровь, и вся группа скандинавов выжидающе уставилась на великого князя.

— Какие могут быть обиды, Олав? Ты вернул то, что забрали у твоих людей мои враги. На это серебро они купили бы стрел и мечей, наняли ещё одну толпу убийц. Топи их потом… И так раки уж в Днепре с собаку вымахали, — последнюю фразу князь проговорил озадаченно, будто бы в сторону, но услышали