Он вам не Тишайший (СИ) - Шведов Вадим

Гул перерастает в громоподобный топот. Вот уже видна пыль столбом. Из-за поворота, как вихрь, вылетают первые всадники. Не просто всадники, — рейтары! Грозные, в латах, блестящих шлемах, с длинными пистолями у сёдел и палашами на боку. Они проносятся мимо плотников, не замедляя хода, не глядя в сторону, как неодушевлённая сила природы. Земля дрожит под их тяжёлыми конями.

Следом, чуть отстав, но тоже быстро, скачет ещё одна группа. Человек двадцать. Не такие тяжеловесные, как рейтары, но не менее внушительные. Кони под ними породистые, горячие. Всадники одеты богато: бархатные кафтаны, расшитые золотом и серебром, собольи шапки, сапоги из мягкой кожи. Лица серьёзные, сосредоточенные. Явно сопровождают важного вельможу. И вдруг — резкий, отрывистый возглас впереди. Чья-то рука вскидывается вверх. Скачущие всадники с трудом, но послушно сдерживают своих коней. Лошади встают на дыбы, фыркают, бьют копытами. Пыльное облако накрывает группу работников, заставляя их кашлять и щуриться. Рейтары уже скрылись из виду, а эта свита остановилась буквально в двадцати шагах от них.

Сердце Петра ёкнуло. Беда. Наверняка заметили. От бояр добра не жди. Угонят к себе в вотчину словно холопов (холопы в XVII веке — категория феодально-зависимого населения, по правому положению близкая к рабам; изначально не имели собственного хозяйства и исполняли различные работы в хозяйстве феодала) и прощай свободная жизнь. А может, просто решили проверить кто такие? Он бросил взгляд на товарищей по несчастью. Мишка съёжился, пытаясь стать ещё меньше. Остальные же замерли, как изваяния, потупив взгляд в землю.

Двое всадников отделяются от группы и направляют коней к кустам, у которых прижались плотники. Один — средних лет, сурового вида, с пронзительным взглядом. Его рука угрожающе лежит на эфесе сабли. Другой…Парень. Высокий, статный, с удивительно красивым, правильным лицом. Лет восемнадцати, не больше. Но в его осанке, во взгляде — не юношеская бравада, а спокойная, неоспоримая власть. Бархатный кафтан тёмно-синего цвета отливает голубым оттенком, дорогой мех опушки блестит. Сапоги тонкой выделки. Он смотрит на путников внимательно, оценивающе, без высокомерия, но и без особой теплоты.

Красивый парень легко спрыгивает с коня и подходит ближе. Его товарищ следует за ним, держась чуть сзади и в стороне. Его рука по-прежнему на сабле. Остальные всадники наблюдают издали.

— Кто такие? — Голос молодого человека звучный, чёткий, привыкший повелевать. — Куда путь держите?

Пётр делает шаг вперёд, низко кланяясь. Остальные, включая Мишку, тут же повторяют за ним.

— Милости просим, батюшка, — начинает Пётр, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Плотники мы, господин честной. Из-под Коломны. В Москву идём работы искать. В деревнях нонче… — он тяжело вздыхает, — совсем худо. Строек нету. Хлеба нету. Денег — и говорить нечего. Вот и тянемся в столицу, авось там прокормимся ремеслом своим.

На лице молодого человека мелькает тень. Что-то похожее на неудовольствие, досаду. Брови чуть сдвигаются. Но это лишь на мгновение. Он быстро берёт себя в руки, и его лицо вновь становится спокойным, непроницаемым. Парень кивает, как бы про себя.

— В Москву… — повторяет он задумчиво. Потом смотрит прямо на Петра. — Ситуация сия…нехороша. Понимаю. Постараюсь исправить.

Слова звучат твёрдо, с уверенностью человека, знающего, что его воля — закон. Пётр осмеливается поднять глаза.

— Батюшка…А кто вы будете, коли не в укор? — спрашивает он робко.

Молодой человек смотрит на него, и в его глазах появляется что-то новое — не то вызов, не то удивление, что его не узнали. Он выпрямляется ещё больше.

— Я — Алексей Михайлович, — говорит юноша просто, без пафоса, но так, что слова падают, как камни. — Царь.

Тишина. Кажется, даже ветер перестал шуметь в листве. Пётр чувствует, как ноги подкашиваются. Он падает на колени рядом с остальными, которые уже лежат ниц дрожа. Низенький плотник что-то всхлипывает. Мишка замер не дыша. Царь! Сам государь! И они вот так, в пыли, перед ним…

— Встаньте, — приказывает Алексей Михайлович. Голос его теперь звучит чуть мягче. — Не к лицу работным людям так унижаться.

Плотники с трудом поднимаются, отряхивая колени, не смея поднять глаз выше царских сапог.

— Когда в Москву придёте, — продолжает царь, — идите прямо в Кремль. К Спасским воротам. Скажите страже, что вас ждёт государь Алексей Михайлович и он вас велел пропустить. Поняли?

— П-поняли, государь… — глухо отзывается Пётр, снова кланяясь.

— Мне надобно будет с вами поговорить, — добавляет царь. — О положении дел в уездах. О нуждах. И…работу дам. Хорошие руки, мастеровитые — в столице нужны, да и дворцу плотники требуются постоянно.

Государь делает едва заметный знак рукой. Его суровый путник достаёт из-за пазухи небольшой кожаный кошель и протягивает Петру. Тот берёт его дрожащими руками.

— На дорогу, — коротко говорит Алексей Михайлович. — Чтобы до Москвы дошли без нужды.

Пётр снова хочет упасть на колени, но царь останавливает его жестом.

— И ещё… — Голос Алексея Михайловича вдруг теряет царственную твёрдость. В нём слышится искренняя, глубокая печаль. Он отводит взгляд, смотря куда-то вдаль, за деревья. — Помяните в молитвах…помяните матушку мою, государыню Евдокию Лукьяновну. Об упокоении души её. Отошла к Господу… — он делает паузу, собираясь с силами, — отошла к Господу вслед за родителем моим, государем Михаилом Фёдоровичем спустя три недели. Печали не вынесло сердце материнское…

В глазах молодого царя неподдельная боль. Плотники, тронутые до глубины души, крестятся.

— Помянем, государь! Обязательно помянем! — говорит Пётр, и другие хором поддакивают. — Царствие ей Небесное…

— Спасибо, — тихо отвечает Алексей Михайлович. Он снова смотрит на них, и печаль понемногу сменяется прежней сосредоточенностью. — Не забудьте. К Спасским воротам. Скажите — царь ждёт.

— Не забудем, батюшка — государь! — хором отвечают плотники, кланяясь в пояс.

Царь кивает, поворачивается и легко вскакивает в седло. Его спутник мгновенно следует за ним. Ещё один короткий приказ — и вся группа всадников, кроме ушедших вперёд рейтаров, резко трогается с места. Копыта вновь взбивают пыль. Через мгновение они исчезают за поворотом так же быстро, как и появились, лишь гул удаляющегося топота ещё долго висит в воздухе.

Плотники стоят как вкопанные. Пыль медленно оседает. В руке Петра тяжело лежит кошель. Мишка сморит вслед исчезнувшим всадникам, и его рот всё ещё открыт от изумления. Остальные переглядываются, не веря случившемуся.

— Государь… — наконец выдыхает низенький плотник, Пафнутий. — Сам государь…И монет дал…И работу обещал…

— Во дворец звать велел…— добавляет Фёдор, крестясь. — Спасские ворота…Господи помилуй…

Мишка молчит. Весь его прежний бунт, обида, нежелание — всё это смялось, ушло куда-то глубоко, вытесненное потрясением от встречи. Он видел царя! Говорил с ним! Нет, не говорил…но царь говорил с ними!

Пётр медленно развязывает кошель. Внутри — горсть серебряных копеек. Не богатство, но на дорогу в Москву более чем достаточно. Он завязывает кошель и крепко зажимает его в кулаке. Его взгляд, полный глубокой думы, устремлён туда, где скрылись всадники. Лицо его сосредоточенно.

— Царь… — говорит он наконец, очень тихо, но так, что все оборачиваются к нему. — Царь у нас, братцы… Непростой. Чувствую я это.

Он обводит взглядом своих товарищей, его глаза горят каким-то внутренним светом.

— Чувствую нутром…Россию ждут перемены. Большие перемены…

Глава 2

Венчание на царство — это вам не хухры — мухры

В конце сентября должно было состояться венчание на царство. Мне в подробностях объяснили все детали церемонии и даже устроили пару репетиций. Как бывший артист, сразу замечаю некоторые огрехи в подготовке и царственным велением нагло подправляю ряд деталей. В XXI веке это возможно бы показалось народу полной ерундой, но именно сейчас ситуация выглядела иначе. Так, ещё накануне в соборе было воздвигнуто «чертожное место» — возвышение из 12 ступеней. Утром постельничий Аничков (смотрящий за спальней) со стряпчими (дворцовые слуги и придворные чины, которые выполняли различные хозяйственные и личные обязанности при дворе царя) водрузил на него шикарный трон с приделанными к нему сотней мечей. Выглядело так же пафосно, как и в «Игре престолов», и привлекало внимание. Рядом с троном должны были установить сиденье патриарха, но увидев ещё один стул, я возмутился и сказал его выкинуть куда подальше. Портить табуреткой такой прекрасный трон никому не позволю. На трёх аналоях (высоких столиках с покатым верхом в православных церквях) были подготовлены места под царские регалии и животворящий крест. Они были принесены с Казённого двора в Золотую палату, а затем в Успенский собор — к месту венчания. После того как всю утварь, включая скипетр и державу, разложили на аналоях, подготовка к венчанию была завершена…