Арт Непокорённый - Фёдор Копытин
Не устраивает меня только то, что меня присобачили к небольшой группе бойцов, занимающихся внутренними делами. Это в прямом смысле группа быстрого реагирования на мелкую кражу и тому подобное. Вообще-то я не этого хотел. Какой дебил распорядился вставить меня, третьерангового, в группу из пяти человек, где всего лишь один второго ранга, все остальные на пике первого и ещё не успели прорваться? Я с такой злостью смотрел на начальника распределения и отбора кадров в военной заставе, когда впервые услышал от неё же эти слова. Она что, дура? На хрена мне присылать личное письмо, если ты собираешься использовать меня в качестве мальчика на побегушках? На хрена я тут нужен? Да меня даже на передовую не отправили драться с миндрами. Я еду сейчас какую-то глухомань разбираться в спорах селян. Я тяжело и протяжно выдохнул, поорал сам у себя в душе, и вроде как полегче стало. Да и пускай, мне в общем-то плевать. Оклад мне назначили большой и приятный — целых 10 железных монет. Если судить по здешним расценкам, то одна железная монета приравнивалась к 10-ти медным. То-бишь, за мериаду я получал 100 медных. Мериадой в Драувилле называли неделю. Кстати, забавный факт, слово «мериада» и слово «неделя» в Драувилле используются и означают одно и то же. Однако почему-то так сложилось, что «неделя» говорят торговцы и ремесленники совместно с наемниками, а «мериадой» пользуются исключительно военные, ну и стражники, они туда же.
Мы скакали на конях к одному из бесчисленных сел. Недавно оттуда пришло прошение отправить группу людей, дабы разобраться с неожиданно появившимися разбойниками, что с два дня назад напали на угодье мельника и убили всю его семью, включая жену, сына и дочку. Звучало уже вполне себе жестоко. Сложно было представить кого-то другого, кроме как разбойника, что сможет сотворить подобное. А посему было принято решение не ждать продолжения банкета и выступить на поиски нарушителей.
Едущие впереди бойцы пели какую-то старую народную песню. Если избавиться от осиплости, непопадания в ноты и различных завываний, то сюжет песенки таков. Жила-была семья, состоящая из отца, матери и сына. Отец был воином и в один прекрасный момент ушел из дома на войну. Перед этим жена повязала ему на шею ее любимый платок в качестве оберега от всяких недобрых сил. Муж обещал вернуться с первым снегом, после чего отправился в путь. И вот прелюдия окончена, и сразу начинается финал. Выпадает первый снег, а мужа всё нет и нет. Спойлер: он так и не вернулся к своей семье, поскольку давным-давно погиб на поле брани, а его платок забрал один из высокопоставленных воинов, поскольку тот ему показался красивым и достаточно роскошным, чтобы забрать его в качестве военного трофея. Однако песня на этом не заканчивается. Сын вырастает, тоже становится воином и снова уходит на войну. Перед этим получает от матери повязку на шею. Сын на поле брани встречает того самого воина, на чьей руке был повязан знакомый ему с самого детства материн платок. Если кто не понял, сын встречает человека, убившего когда-то его отца, и нещадно мстит, убивая не только его, но и всю его армию, однако и сам погибает, а на последних словах песни описывается маленькая дряхлая старуха, которая вначале потеряла своего мужа, а потом и сына, и осталась ждать на скамье до самого конца, так никого и не встретив. Конец.
Казалось бы, всего лишь обычная песня, но она символизирует не просто быт людей этого времени, она показывает их мировоззрение, рассказывает про невысказанную обиду на весь мир и саму судьбу, и в принципе говорит, что этот мир жесток, и провожая мужа на войну, готовься потерять и сына. Да только вот, ничего исправить уже нельзя, войны как шли, так и будут продолжаться, постепенно разгораясь и превращаясь в огромные пожары, уносящие невероятное количество жизней, и так раз за разом, один убивает другого, потом приходит потомок, чтобы отомстить, а потом ему мстят, и так по кругу. Настоящий уроборос злобы и ненависти, пожирающий сам себя, однако постоянно растущий в размерах.
Молча доехав до села, наша группа спешилась и, пройдя по мосту, оказалась прямиком на центральной площади. Вокруг были домики различного размера и старости, вокруг не особо много шастало народу, во дворах игрались дети, носились босиком, кидали какой-то камушек, наверняка детская игра. На лавочках где-то в отдалении сидела пара старух и чистила грибы. Грибы? Откуда они здесь? Леса вроде бы и нет в округе. Ну ладно, быть может, я чего-то не знаю. Посмотрев вдаль, увидел небольшой холм. Он возвышался над деревней метров на 5 или 6. На этом холме стояла мельница. Квадратная, совершенно плохо сделанная, в бревнах виднелись зазоры и нечеткость при строительстве. Древесина не соприкасались друг с другом плотно, стыки были слабые, и лопасти от ветра заставляли слегка раскачиваться всю конструкцию. Поэтому складывалось такое впечатление, что ходящая ходуном мельница рано или поздно развалится. Однако до сих пор держалась.
Не став переговариваться друг с другом, командир нашего отряда крикнул кому-то и спросил, где тут дом старосты, и где в принципе сам староста. Получив ответ, направились в нужную сторону. Всё это выглядело как-то не слишком дружелюбно. Я вроде бы как попал в новый коллектив, мы должны, ну я не знаю, поразговаривать друг с другом, однако нет. Никто не считал это нужным. Ну и правильно, ведь коммуникация сосёт. Тем временем мы подошли к дому и постучались в дверь. Нам открыл довольно широкоплечий лысеющий мужик с седой бородой. Лет 55-60, что-то в этом роде.
— Мы стражники из Драувилля, пришли по вашему запросу.
Грузный и тучный дед оглядел нас с головы до пят, нахмурился и пригласил в свой дом. Лидер повернулся к нам и сказал.
— Ждите здесь. — после чего дверь закрылась.
Поглядев друг на друга, мы остались ждать у порога дома. У всех бойцов, кроме меня, было по копью. Мне же по моей просьбе выдали топор. Меч не дали, хотя я очень просил, но на топор согласились.
— Значит, так. Два дня назад поздно ночью в дом мельника кто-то ворвался и очень быстро перерезал всю его семью.
