Кондитер Ивана Грозного 2 (СИ) - Смолин Павел

Глава 24

Первая волна штурма была «проверочной»: в ней участвовало с полтысячи степняков, длилась она с полчасика, и по ее тогам под стенами монастыря осталось лежать сотни три врагов, а у нас даже не ранило никого. Отличный результат, который придал нам морального духа. Время сейчас к шести вечера, степняки о чем-то совещаются, и мы предполагаем, что следующий штурм случится ночью.

Моральный дух и молитвы — это прекрасно, но от масштаба угрозы все мы все равно испытываем немалый стресс. Способы борьбы с ним известны, но я выбрал тот, что зовется «абстрагированием». Он же — «забалтывание». Место действия — «мой» участок стены. Я сижу на боевой площадке спиной к врагам и лицом к собравшимся во дворе людям. Ужин сейчас, мужики пироги с квасом жуют, а я — читаю тематическую лекцию:

— Кочевое нашествие подобно снежному кому. Отсутствие нормального, оседлого образа жизни не позволяет кочевникам выстроить на своих землях крепкую экономику. Убивать, грабить и гнать завоеванных людей в полон — вот единственный для них способ не помереть с голоду. Кочевое нашествие от этого работает и усиливается лишь до тех пор, пока степнякам есть чего завоевывать и кого грабить. Каждое удачное завоевание подпитывает нашествие припасами и новыми, желающими грабить и убивать, разбойниками — в том числе и из тех, кто до нашествия жил вполне праведной жизнью на земле. Покуда усилия кочевников направлены на земли процветающие, с которых есть чего взять, нашествие продолжается. По пути, однако, кочевникам встречаются люди, которые не хотят, чтобы их грабили и убивали — навроде нас с вами, братцы.

«Братцы» хохотнули и приосанились. Сильно, прости-Господи, сомневаюсь на самом деле, что мужики больше половины моей лекции понять в силу отсутствия образования смогут, но здесь это и не важно: достаточно говорить уверенно и громко, а «заумность» речи только усилит эффект «забалтывания» — понять-то ее честно пытаются все, я аж отсюда слышу, как мозги скрипят.

— Степное войско от этого истощается и редеет. Имеется и другой источник истощения — за завоеванными землями кого-то обязательно нужно оставить держать пригляд. И не одного важного мурзу, но и дружину его. К тому же среди степняков имеется немало таких, кто, награбив как следует, пытается заселиться в нормальный дом и укутаться в уважаемые одежды. В другой поход такого уже не погонишь — он привык жить сытой покойной жизнью, и степняком таким образом считаться более не может. Вот так, начинаясь с малого, волна кочевого похода постепенно пополняется свежими силами и припасами, что дает ей возможность идти дальше. Стоит такой орде добраться до менее обжитых, скудных людьми да припасами земель, как она сразу же начинает пожирать саму себя: внешнего, так сказать, врага более не осталось, добра более взять негде, а значит нужно переделить добро уже нажитое. Вот поэтому, братцы, даже та Золотая Орда, иго которой с Руси снял дед Государя нашего, Иван Васильевич третий этого имени, будучи колоссальной, простирающейся от моря до моря, империей, не протянула долго. Какие-то два-три столетия для государства это что, возраст? Руси Святой, слава Богу, уж шестое столетие, и запомните мои слова — стояла Русь, стоит, и стоять будет до самого Второго пришествия!

Оставив мужиков переваривать пирожки и лекцию — самые умные тем, кто поглупее основные тезисы как смогут перескажут — я спустился со стены и направился к жилищу батюшки игумена на ужин «узкого начальственного круга», совмещенный с планеркой.

— Здравствуй, батюшка, — поприветствовал я встреченного у лестницы на второй этаж «административного здания» келаря.

В апартаменты игуменские лестница ведет, и туда же батюшка келарь путь держит.

— Виделись, но все одно здравствуй, Гелий Далматович, — улыбнулся он. — Паству окормляешь? — кивнул в сторону недавнего «лектория».

— Паству пастырь окормлять должен, — улыбнулся я в ответ. — А я — так, от мыслей нехороших отвлек. Полезно на врага не как на стоящего пред тобою опасного разбойника смотреть, а как бы издалека, как на малый кусочек великого творения и замысла Божьего.

Исторического процесса.

Не только мужики мои лекции своим вниманием удостаивают (а у них и выбора нету, ежели барин слово молвить желает, стало быть слушать надо всем), но и Государю самому, Ивану Васильевичу в последнем до начала всего этого я все свои мысли по поводу кочевых соседей Руси подробно изложил, от механики кочевых нашествий и до — увы — необходимости крайне жестких мер для отбивания желания набегать на Русь. Есть тут окошко для паранойи — отписал я о сем, Государь прочитал, рассказал кому-то еще, а тот, будучи подкупленным степняками, им донес: вот, мол, завелся под Москвою ненавидящий вас Палеолог. Окошко есть, но совсем крохотное: тупо не успели бы степняки в этом случае среагировать, а вот о намерении Государя женить меня на знатной «разведенке с прицепом» все, кто хотел, знали давно, и замес действительно происходит из-за этого.

Ну как «из-за этого»… Как и любая большая движуха, такие события из-за чего-то одного не происходят. Полагаю, все упирается персонально в Девлет Гирея. Коммунисты научили нас не переоценивать роль личности в истории, но они же зачем-то возвели товарища Ленина в культ, а значит и верить им не стоит. По крайней мере здесь, в глубоком феодализме, да еще и степного образца. Был такой враг у Руси, Девлет Гиреем звали. Бился с ним Иван Васильевич до момента, когда Девлет стал пригоден в союзники. Отжав Казань, Государь «посадил» его на нее, но как минимум у самого Девлет Гирея иллюзий о долгой и спокойной карьере наместника не было: не могут себе позволить ханы земли и зоны влияния терять, и в этом не больно-то от других правителей отличаются.

Попытка отжать Казань обратно — всего лишь вопрос времени, и Девлет это понимал. Понимал и ждал момента «кинуть» сюзерена во славу бывших братьев. По идее он должен был дождаться чего-то покрупнее, например войны Руси с Польшей или Литвой, но под руку подвернулся я. Отличный шанс «поднять» на Русь большое войско, рассказав им про страшное оскорбление, которое нанес Степи русский Царь. Дальнейшие цели не ясны, навскидку только «легитимизацию» в татаро-монгольских очах придумать могу, но мне оно и не важно: мне бы осаду самому пережить, да людей своих уберечь.

Хозяин апартаментов ждал меня в столовой. Здесь же нашлись Данила, Дмитрий и благочинный Юрий. Батюшка келарь пришел со мной, и, будучи скромного ранга, извинился за опоздание. Я не стал — предупредил же, что после «лекции» приду, и попросил начинать без меня, если ждать не хотят. Подождали, и это мне приятно, пусть ждать и пришлось меньше десяти минут. Умывальник моей конструкции в столовой батюшки игумена имелся, поэтому, пока келарь извинялся, а хозяин его прощал, я помыл руки, и мы с Николаем уселись за стол.

Здесь тоже не без наших новиночек. Прежде всего — самовар. Не настолько хорошо выглядит, как его потомки из Новейшего времени, но и в таком виде солидно красуется толстыми медными боками. Конкретно этот — третий из первой «серийной» партии. Первый был подарен Государю, а второй я оставил себе.

«Начинка» в самоваре не простая — Иван-чай предки заваривают и пьют обильно и охотно, но я довел этот напиток до совершенства, путем ферментации получив «Копорский чай». Русичи самого слова «чай» покуда не знают, и исходное растение называют как угодно, но только не собственно «Иван-чаем». «Верба-трава», «ива-трава», «скрипун» или «плакун» — когда из земли рвешь звук похожий — и «огненная трава» с «пожарником». Последнее из-за того, что Иван-чай вырастает на пожарищах в числе первых.

Отсутствие в лексиконе «чая» меня не смутило, и в связи с необходимостью отграничить новинку от распространенного «борового зелья», я ее «Иван-чаем» и назвал, заодно тем самым отвесив Государю комплимент и на долгой дистанции (это когда еще Иван-чай разойдется!) добавив ему народной любви. Приятно горячий Иван-чаек долгими зимними вечерами потягивать, а ассоциации — великая вещь. Историки потом напишут что-то типа «Название „Иван-чай“ сложилось из-за того, что технология ферментации кипрея узколистого была открыта при Царе Иване IV Грозном».